Проба пера
Шрифт:
— Отец не одобрит, — рассудительно заявил ординарец, подкладывая себе салат. — Он эту Наташу едва перенес. И то, если бы Димка не уперся, как лось, — хрен на блюде сегодня был бы, а не свадьба. А тут еще ты… Слушай, братан, а ты чего в джинсе пришел? «Папа» тебе вроде цивильное отправлял.
— Достало, — коротко объяснил Степан. — Так что, выяснишь?
— Не, братела, — Вадим покачал головой. — Не ко мне базар. Поспрашивай у пацанов. Может, кто и знает.
— Я заплач у…
— Ты чего, братан? — Вадим отложил вилку, выпрямился. Глаза его недобро сузились. — Хочешь сказать, что я на «дырках» бабки зарабатываю?
— Извини, — пробурчал Степан, утыкаясь в тарелку. — Ляпнул не подумавши.
— Ты за базаром-то следи, малой, — Вадим расслабился, хотя голос его остался холодным и острым. — Ладно, я — свой, а чужой бы разборы устроил по понятиям, а потом на бабки бы тебя опустил за гнилой базар.
— Ну, я же сказал, извини, ну? Вырвалось.
— Ладно, ешь давай.
Степан принялся глотать мясо, практически не жуя. Требовалось время, чтобы Вадим остыл.
Объявили перерыв, и народ потянулся к выходу. Покурить, поговорить о делах и просто поболтать, проветриться. Для тех, кто остался, оркестр продолжал наигрывать мелодичные блюзы.
— Слышь, братан, — донеслось до Степана. Он покосился на успевшего основательно принять Пестрого. — Они чего-нибудь реальное могут слабать или так и будут одну эту х… гонять?
Сидящий по соседству от него Боксер хмыкнул:
— Пестрый, это тебе не «Загуляй». Не гони волну. Сиди, хавай культурно. Видишь, народ реальный собрался, сидят, расслабляются.
— Не, ну давай я им забашляю. Пусть чего-нибудь конкретно нормальное слабают. «Ай-яй-яй, замочили негра, суки», — затянул Пестрый, забавно гундося.
— Сказали тебе, сиди, жри…
Степан бросил взгляд через зал. Незнакомки не было. Либо она, как и большинство приглашенных, вышла покурить, либо уехала. Впрочем, в этом Степан сомневался. Рано еще, время детское. Праздник только начался.
В кармане у Вадима закурлыкал мобильник. Тот отложил вилку, достал трубку, отвернулся, заговорил вполголоса:
— Да. Я. Здорово, братан. Кто? — голос его стал сосредоточенным и жестким. — А он где? Понял. — Вадим нажал «отбой» и тут же набрал номер. — Курва? Здорово. Нормально дела. Ты вот чего. Кто-нибудь там сейчас рядом из пацанов есть? Вот возьми его и поезжайте в «Вишенку». Кешу знаешь? Он бригадиром у Америки. Рыжий такой. Вот-вот. Если он там — пасите. Мы сейчас подъедем.
Вадим закрыл трубку, сунул в карман, поднялся и направился к Мало-старшему. Боксер наблюдал за ним внимательно, очень серьезно. Он по тону ординарца понял: случилось что-то важное. Вадим наклонился к уху Вячеслава Аркадьевича, зашептал торопливо, простреливая зал внимательным, настороженным взглядом.
Тот выслушал, кивнул, шумно отодвинул стул.
— Ты куда, дорогой? — поинтересовалась Светлана.
— Неотложное дело, извини, — коротко ответил Вячеслав Аркадьевич. — Скоро вернусь.
— А дела не могут подождать? Поручи ребятам, пусть съездят без тебя. Свадьба у сына не каждый день.
— Извини, — только и ответил Мало-старший. Он пошел вдоль стола, на ходу кивнул Челноку и Пестрому: — Поехали. — Боксер тоже начал было подниматься, но Вячеслав Аркадьевич положил ему руку на плечо: — Останься. Сами справимся. Ты лучше за ним присматривай, — и стрельнул недобрым взглядом в сторону Степана.
— Вадим, что случилось? — окликнула ординарца Светлана.
— Не беспокойтесь, Светлана Михайловна, — улыбнулся фальшиво Вадим. — Ничего серьезного.
— Это точно?
— Конечно, — Вадим заспешил следом за боссом.
На братковскую сторону стола словно набросили плотное покрывало. Смолкли разговоры, во взглядах появились настороженность и недоумение. Что случилось? Если «стрелка», то почему «папа» не взял с собой кого-нибудь из бойцов, если дела левые, то зачем уезжает со свадьбы собственного сына?
На актерской стороне стола продолжали шуметь. Разговоры набирали силу и наливались алкоголем, как августовская груша соком. Слащавый режиссер уже что-то высокомерно втолковывал сидящему рядом актеру. Серолицый тоскливо подливал себе водки и пил в одиночестве. Его прекрасная соседка испарилась, канула в туман, и некому было поддержать компанию.
На всякий случай Степан выждал пару минут, затем поднялся и пошел к выходу.
В фойе толпился народ. Кое-кто лениво прогуливался, созерцая отличные копии известных полотен, украшавших стены. Ван Гог, Пикассо, Лотрек, Дега, Модильяни, Гоген. Все очень дорого и очень стильно.
В толпе шустро сновали официанты, разнося подносы с бокалами и рюмками. Черное фрачно-костюмное озеро колыхалось, то и дело вспыхивая бликами серебряных подносов. Сигаретный дым поднимался над головами тонкими голубовато-серыми струйками, создавая впечатление множества курящихся в огромной долине вулканов. Дым уползал к потолку и собирался в бугристое покрывало, постепенно рассеиваясь, втягиваясь в темные пещеры вентиляционных отдушин.
Работал буфет, в котором можно было — абсолютно бесплатно, разумеется, — взять целую бутылку водки, мартини или ликера. Чтобы пойти в номер и в одиночестве выпить. Для любителей и ценителей. Темнели батареи бутылок импортного пива. Тарталетки, бутерброды и даже чипсы — пища плебейская, но под пиво идет в самый раз. Искусственная дань простоте. Мол, и нам не чуждо.
Народ кучковался по интересам. Люди авторитетные пользовались случаем перетереть назревшие деловые вопросы, актерская братия громогласно обсуждала кинодела, а заодно и богемные сплетни. Кто с кем спит, кто от кого к кому ушел, кто у кого снимается, у кого проект пошел, а у кого, наоборот, застопорился.