Проблема выживания
Шрифт:
– Знаю, – кивнул лейтенант, – все от этой дымовой вони почему-то воды просят. Я приказал пяток бочек подвезти, скоро будут.
Капитан смотрел в Ростиков бинокль, медленно переводя дыхание. Ростик снова повернулся к Достальскому.
– И еще, лейтенант, ты не знаешь, что стало с Пестелем и Кимом?
– С этим длинным? – Достальский вздохнул. – Слышал, что отправлен в госпиталь. Твоя же мамаша устроила полевой лазарет у ворот завода… Туда и корейца отволокли.
– Больше ничего не известно?
– Ну, остальное ты сам узнаешь, небось в госпитале – свой
Ростик хотел было спросить про Раю, пояснив, что теперь нескоро сам сможет уйти куда-нибудь, но не рискнул. До сих пор вести были неплохими, не стоило испытывать судьбу третий раз. Третьим, как известно, не прикуривают. Даже на этой странной войне, ведущейся на кусочке бывшей земной тверди ради ломаных вагонов и нескольких километров старых рельсов.
Часть IV
Первая зима
Глава 19
Ростик смотрел с высоты водонапорной башни на поле с той стороны заводской стены. Там безраздельно господствовали насекомые. Они орудовали вообще метрах в ста с небольшим, не обращая внимания на людей. Знали, теперь чуть не на каждый выстрел требовалось получить разрешение. И патроны для этого выдавал сам Антон.
Он стал большим человеком, лейтенантом, командиром заводского гарнизона. У него только и осталось от прошлых, летних времен, что глаза. Большие, немного бычьи, навыкате, горящие неистребимым упорством солдата. А солдатом он стал превосходным, Ростик знал, что таким никогда не будет. Хотя еще чаще знал, что таким и не стоит быть – уж очень странным ремеслом была солдатчина.
Итак, насекомые не просто победили их, но победили в лоб – своей репродуктивной способностью, жаждой жизни, своей тягой владеть тем, чем располагали люди, – металлом. И теперь Боловск могло спасти только чудо.
Слишком долго они раскачивались, слишком тупые люди оказались в руководстве, слишком много было упущено времени для того, чтобы перестроиться и все-таки найти среди невидимых, подчас трудноуловимых возможностей выжить самую лучшую, которая обеспечивала бы жизнь большинству людей.
Насекомые готовились к штурму, изготавливая десятка полтора новых, очень мощных баллист. Такие баллисты не просто разрушат заводскую стену, но и развалят стены цехов, похоронят под их обломками защитников и отбросят людей, наконец, от драгоценных залежей металла. Эти баллисты должны были стать ключом победы насекомых и причиной гибели города.
Без металла люди не смогут изготавливать доспехи, палаши, сабли, наконечники копий, алебард, бердышей. Не смогут заставлять работать свои машины и приспособления, даже плуги и упряжь для лошадей не сумеют делать.
Ростик втянул в себя воздух, он был уже заметно холоден, климатически стояла середина, а может, и конец ноября. Где-то в начальственных кабинетах, отапливаемых отличными дровами, надеялись на осень, рассчитывали, что насекомые впадают в спячку или хотя бы снизят активность. Дураки, это было самое простое – строить теории. Теперь-то Ростик знал, что этого не будет, потому что Рой – как он про себя называл коллективный разум,
После той памятной ночи, когда необычно острое понимание ситуации впервые накатило на него, прошло всего-то три с небольшим месяца, но у него такие приступы случались еще дважды. И оба раза он отлично начинал понимать, что Рой решил не щадить той, другой формы жизни. А значит, людям придется умереть, потому что они вовремя не среагировали на возможность вжиться в этот мир, противопоставили ему свои слабенькие автоматики.
Об этой способности узнавать то, что думает кто-то другой, он, стесняясь, рассказал Антону. Тот послал наверх рапорт, потому что слишком серьезные ставки стояли на кону, следовало использовать любую возможность, даже такую непонятную и неверную, но ответа не получил. Иногда Ростик с облегчением думал об этом, иногда вздыхал и скрипел зубами – ему казалось, он не все сделал, чтобы доказать, что ничего не выдумал, что прав и его знание можно использовать в военном планировании…
Так и есть, один из яркоглазых очень уж активно начинал руководить другими кузнечиками. Он все меньше делал сам, все больше указывал, как и что делать другим. С такими следовало обходиться круто.
– Марина, – позвал он ближайшую девушку, – дай-ка свой карабин.
Девушка протянула оружие, она знала, что на таком расстоянии может попасть только командир. Ростик положил винтовку на поручень, затаил дыхание. Планка была выставлена на половину необходимой дистанции. Складывалось впечатление, что гравитация тут составляла половину земной, и, хотя субъективно никто этого не ощущал, прицелы, сделанные для условий старой жизни, как и часы, наводили на неприятные мысли.
Вот командир яркоглазых влез на лафет будущей установки, взмахнул лапами, Ростик навел ему прицел в верхнюю часть груди и мягко нажал на курок.
Выстрел раскатился под серым небом, как хлопок в ладоши, не намного громче. Но кузнечик вдруг сломался в поясе и сполз по деревяшкам вниз. Его работники бросились к нему, окружили, потом уволокли за насыпь. Там они должны были его сожрать. Это был их обычный ритуал захоронения, кроме того, кузнечики были всегда голодны, Рой производил их в гораздо большем количестве, чем мог прокормить, рассчитывая и на каннибализм, и на естественную убыль в боях. Ростик знал об этом благодаря новому, открывшемуся в Полдневье дару.
На насыпь выскочили с два десятка богомолов. Это были улучшенные варианты по сравнению с теми, которые они видели в летних боях. Они были почти трех метров росту и ударами своих саблеобразных рук могли противостоять клинкам людей, особенно если палаши эти были плохо заточены. Ростик ненавидел их холодной, свирепой яростью. И раз уж он открыл огонь, он с удовольствием воткнул еще пять выстрелов в эти зеленые, мерзко-подвижные фигуры. Их тоже быстренько унесли за насыпь.
Он не промахнулся ни разу, знал, что не промахнется. Он стал снайпером, одним из лучших. Еще бы вот так же научиться драться на клинках…