Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе
Шрифт:
Большая часть населения — и свободные, и зависимые (колоны, литы, рабы) — занимались крестьянским трудом. Отдавать немалую часть своего времени для исполнения воинской службы и других общественных обязанностей свободному мелкому хозяину стало нелегко. Прежде, пока варвар входил в коллектив родственников, в большую семью, он мог совмещать воинские занятия с хозяйственной деятельностью: когда он уходил на войну, члены его обширной семьи (в состав домовой общины могло входить несколько десятков человек, в том числе несколько взрослых мужчин) продолжали вести хозяйство. С ослаблением родственных связей и с распадом больших семей подобное совмещение труда и воинских занятий делалось все менее возможным. Одновременно вокруг короля складывался слой дружинников, не занятых производительным трудом и приобретавших все больший вес в военном деле и в управлении. Уже здесь были заложены предпосылки разделения общественных функций между воинами и крестьянами.
У многих мелких аллодистов возникало стремление избавиться от ставшего обременительным государственного тягла. С этой целью они искали себе сеньоров, которые защитили бы их от требований государства, т. е. исполняли бы вместо них военную службу, а они бы за это на них работали и платили бы им оброки. Во Франкском государстве, в котором процесс феодализации шел интенсивнее, чем где бы то ни было, эти явления приобрели настолько большое распространение, что борьба с ними сделалась важной задачей королевского законодательства.
Например, в капитулярии, изданном для Италии в 825 г., указывалось, что свободные люди, «прибегая
208
А. Вoretius (ed). Capitularia regum Francorum, t. I. Hannoverae, 1883, № 165, p. 330.
209
А. И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства…, стр. 382, примеч. 3.
Из других капитуляриев также явствует, что военная служба была крайне тяжелой повинностью для крестьян Франкского государства. Пользуясь их стесненным положением, могущественные представители светской и церковной знати принуждали крестьян к несению службы в ополчении до тех пор, пока последние не передавали им свои владения, после чего их освобождали от участия в войнах [210] . Служба в армии, отрывавшая крестьянина от хозяйства и налагавшая на него дополнительное бремя, действительно могла довести его до разорения. Поэтому-то свободные крестьяне, заботясь о сохранении и укреплении своего хозяйства, подчас предпочитали отказаться от независимости, превратить надел в держание и подчиниться власти церковного учреждения, нежели сохранять ставшую тягостной для них свободу, сопряженную с исполнением воинской службы. Склонность некоторых свободных людей ко вступлению в духовное звание Карл Великий объяснял не благочестивыми настроениями, а стремлением уклониться от несения военной службы и других государственных повинностей; поэтому изданный им капитулярий запретил принимать сан священнослужителей без разрешения государя [211] .
210
См.: A. Boretius (ed.). Capitularia, t. I, N 73, p. 165.
211
A. Boretius (ed.). Capitularia, t. I, N 44, p. 125.
Немалый интерес представляют в этой связи и военные капитулярии Каролингов, предписывавшие, чтобы военную службу несли все владельцы или держатели четырех земельных наделов-мансов; владелец трех мансов обязан объединиться с однонадельным владельцем и совместно с ним выставить воина; те, кто имеет по два маиса, также должны объединиться и вдвоем послать на войну одного человека; наконец, четыре крестьянина, владеющие маисом каждый, должны были содержать сообща на свой счет одного воина [212] . Таким образом, единицей земельного владения, достаточной для содержания воина, в начале IX в. считались четыре манса. Несомненно, это предписание свидетельствует об имущественной неоднородности аллодистов, среди которых существовали люди с несколькими наделами. Лишь такие владельцы четырех наделов имели достаточно средств для того, чтобы снарядиться на войну должным образом; содержание боевого коня и обладание полным вооружением стоили очень дорого и были доступны лишь для наиболее богатых людей. Но вместе с тем это предписание — яркое доказательство действия во франкском обществе закона общественного разделения труда. Свободные крестьяне были долее не в состоянии осуществлять право ношения оружия, которое для них отныне являлось уже не правом, а тягостной повинностью, отрывавшей их от хозяйства и налагавшей на них большое дополнительное материальное бремя. Вряд ли дело заключается в разорении широких слоев крестьянства; нет никаких оснований считать всех владельцев одного или двух мансов обнищавшими людьми. Источником превращения воинской обязанности в обременительную повинность служила необходимость для рядового общинника все свое время, средства, силы и внимание посвящать сельскохозяйственному труду на наделе, иначе говоря — превращение его из соплеменника, участвовавшего не только в производстве, но и в общественном управлении, в крестьянина, в непосредственного производителя, лишенного возможности — в силу примитивных, тяжелых условий труда — заниматься чем-либо сверх него. Не об этом ли говорит и переход у франков от «мартовских полей» — собраний народного ополчения к «майским полям» — военным смотрам профессиональных конных воинов короля? Не так ли следует понимать и военную реформу Карла Мартелла?
212
Cм.: A. Boretius (ed.). Capitularia, t. I, N 50, p. 137. Cp. F. Lot. L'art militaire et les armees au Moyen Age en Europe et dans le Proche Orient. T. I. Paris, 1946.
В англосаксонской Британии военная служба, распространявшаяся первоначально на всех свободных, уже с конца VII в. во все большей мере перепоручается гезитам и тэнам, а ополчение рядовых кэрлов оттесняется на второй план. Процесс разделения труда между крестьянами и королевскими воинами нашел свое отражение и в терминологии записей обычного права и законов. В наиболее ранних англосаксонских Правдах общество расчленялось на эрлов и кэрлов — родовую знать и свободных людей, обладавших полноправием; впоследствии же эта общественная структура приобретает иной характер: законы говорят о gesidcund men и cierlisk men, т. е. о служилых людях и крестьянах. Интересно сравнить предписания о порядке исполнения военной службы, издававшиеся английскими королями в X и в XI вв. Законами короля Этельстана (925–935 гг.) предусматривалась явка в ополчение двух конных воинов «от одного плуга» [213] . Между тем в «Книге Страшного суда» (1086 г.) в разделе о землевладении в Беркшире читаем: «Если король посылает куда-либо войско, с пяти гайд должен пойти только один воин, а с каждой гайды следует поставлять его питание и содержание и 4 солида в течение двух месяцев. Эти деньги королю не посылать, а отдавать воинам» [214] . Это свидетельствовало о том, что ко времени Нормандского завоевания крестьяне практически были освобождены от исполнения военной службы, ибо владение пятью гайдами не было крестьянским и, согласно англосаксонскому праву, давало привилегии тэна. В этот период человек, имевший менее пяти гайд земли, считался «безземельным», т. е. не обладавшим достаточно крупным владением для того, чтобы исполнять воинскую службу рыцаря [215] . Как видим, освобождение крестьян от военной повинности означало для них дополнительную повинность по содержанию профессиональных воинов. Можно предположить, однако, что сдачу продуктов и платежи воинам крестьяне предпочитали службе в войске, отрывавшей их от хозяйства. Нормандское завоевание углубило функциональное разделение труда в английском обществе.
213
II Athelstan, 16.
214
DB, I, 56 b.
215
См.: А. Я. Гуревич. Мелкие вотчинники в Англии раннего средневековья. «Известия АН СССР. Серия истории и философии», т. VIII, 1951, № 6, стр. 548, след.
Ив Скандинавии лейданг — обязанность свободного населения участвовать в охране морского побережья — была со временем заменена одноименным налогом, который должны были платить бонды, тогда как воинские функции стали концентрироваться в руках королевских дружинников. В силу медленного развития феодализма в скандинавских странах разделение труда между воинами и крестьянством не было здесь полным; тем не менее в XII в. хирд — королевская дружина играла в Норвегии более важную роль и обладала большей боеспособностью, чем народное ополчение, а в XIII в. хирд становится средоточием сплачивавшегося вокруг короля господствующего класса рыцарей.
Думается, именно по указанным выше причинам многие свободные франкские аллодисты крестьянского типа, не будучи разорены, тем не менее искали покровительства церкви, передавая в ее пользу свои наделы на условиях precaria oblata. О том, что вступившие под частную власть крестьяне сплошь и рядом были далеки от обнищания, свидетельствует самый факт их эксплуатации феодалами: как бы мог крупный земельный собственник заставить зависимого крестьянина отдавать ему прибавочный продукт своего труда, если он еще до вступления в зависимость якобы дошел до такой бедности, что не мог долее существовать самостоятельно, следовательно, не производил, видимо, в своем хозяйстве в достаточном количестве даже и необходимого продукта?! Между тем «прекарии вознаградительные» (precaria remuneratoria), как и «прекарии выданные» (precaria data), вряд ли можно считать наиболее характерными формами втягивания крестьян в зависимость от земельных собственников [216] .
216
См.: Н. П. Грацианский. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья, стр. 176, след.; Л. Т. Мильская. Светская вотчина в Германии VIII–IX вв…, стр. 91–114.
Наряду с правом ношения оружия свободные общинники «дофеодального» общества обладали и другими правами-обязанностями: правом участия в сотенных и окружных собраниях, правом выступать в суде в качестве заседателей, соприсяжников и свидетелей. Эти права-обязанности также превращались в обузу для тех аллодистов, которые не имели в своих хозяйствах рабочей силы (рабов, держателей, домочадцев), достаточной для того, чтобы заменить их во время частых отлучек, сопряженных с занятием общественными делами. Но именно такие крестьяне составляли большинство населения. Источники свидетельствуют о том, что они постепенно перестают играть сколько-нибудь заметную роль в публичных собраниях, которые остаются народными больше по названию. Функции судей и соприсяжников все более переносятся на небольшую группу лиц, обособляющихся от остального населения. Так, в англосаксонском обществе эти функции с конца X в. могли исполнять только «достойные доверия тэны» пли «родовитые тэны», т. е. лица, принадлежавшие к социальной верхушке. После Нормандского завоевания, закрепившего феодальный строй в Англии, исключение простолюдинов из числа судей было выражено чрезвычайно резко: вилланы и вообще все «низкие и неимущие люди» не могли исполнять судейских обязанностей, переданных в руки баронов [217] .
217
Leges Henrici, 29, § 1.
Не следует думать, что переход публичных функций к социально привилегированным группам всегда обязательно определялся стремлением последних закрыть крестьянам доступ в официальные судебные инстанции. По-видимому, мелкие крестьяне нередко видели в своем освобождении от обязанности посещать сотенные и окружные собрания не ущемление полноправия, а облегчение лежавшего на них бремени. Во всяком случае, это определенно видно из памятников норвежского права. Сохранность элементов старинной свободы у норвежских крестьян в феодальный период была сопряжена с их обязанностью посещать судебные собрания-тинги. (В Норвегии в большей мере, чем во многих других странах, сохранялась система народных собраний.) И тем не менее в «областных законах» мы встречаем предписания, которыми разрешалось всем бондам, не имевшим помощников в своих хозяйствах, не посещать тингов [218] . Неявка же на тинг без уважительной причины считалась серьезным проступком, и установление наказаний за непосещение тингов свидетельствует об участившихся случаях уклонения бондов от исполнения этой обязанности. Затруднительность для простых крестьян совмещать свое хозяйство с активным участием в общественной жизни была одной из причин изменений, происшедших в системе народных собраний в северо-западной Норвегии — Трендалаге. Первоначально высшим собранием области был Эйратинг, на который должны были являться все совершеннолетние мужчины. Это был, следовательно, всеобщий тинг (альтинг). Однако со временем местом высшей судебной инстанции в Трендалаге сделался Фростатинг; сюда вызывались уже представители бондов, по 40–60 человек от округа-фюлька, остальное же население должно было лишь обеспечивать их продуктами на время посещения тинга. Точно так же и в юго-западной Норвегии, в области Гулатинга, число бондов, обязанных являться на народное собрание, сокращалось. В конце XI в. на Гулатинг приходило до 400 бондов. Постановлением короля Магнуса Эрлингссона (1164 г.) это число было сокращено до 250. Во второй половине XIII в. число крестьянских представителей на тинге еще более сократилось: теперь их было всего около полутораста человек. Тем не менее и эти последние подчас проявляли упорное стремление не ездить на собрания: недаром законы предусматривали случай, когда на областной тинг не являлся ни один человек из целого округа! [219]
218
Frostathings-Lov, I, 4.
219
См.: А. Я. Гуревич. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967, стр. 156, след.