Проблеск истины
Шрифт:
– Кстати, недалеко отсюда.
– Не сюда, – сказал я водителю. – Квенда на лагерь.
– Спасибо, что не поехал в Шамбу. Иногда ты правильно себя ведешь.
– Это ты молодец. И все понимаешь.
– Не всегда. Нет, я не против, чтобы ты туда ездил, даже наоборот. Надо изучать, собирать материал.
– Я не собираюсь ехать без дела. Позовут – поеду.
– Ну, за этим не станет, можешь не сомневаться.
Если не заезжать в Шамбу, то обратная дорога в лагерь очень живописна: одна поляна сменяет другую, а между ними посверкивают озера в обрамлении деревьев, и повсюду мелькают газели Гранта – либо их квадратные белые крупы,
Сегодня, кроме нас, в лагере никого не было – неслыханная редкость. Я сидел в столовой под навесом, в тени большого дерева, поджидая Мэри, которая пошла умыться, и думал, что хорошо бы перед обедом чего-нибудь выпить. Дурные вести уже спешили к нам со всех ног, однако пока все было тихо, и зловещие фигуры посыльных не сидели вокруг костра. Грузовики, уехавшие за дровами, еще не вернулись. Я знал, что вместе с дровами они привезут воду, а быть может, и весточку из Шамбы. Умывшись, я переоделся в свежую рубашку, шорты и мокасины, уселся в тени и почувствовал себя совсем хорошо.
Задний полог палатки был расстегнут, и со стороны вершины тянуло ветерком с примесью едва уловимой свежести снега.
Мэри вошла в палатку и воскликнула:
– О, ты себе еще не налил!.. Сейчас исправим.
На ней был выцветший тщательно выглаженный сафари-костюм, смотревшийся очень выигрышно. Разлив кампари и джин по высоким стаканам и оглядываясь в поисках брезентовой фляги с сифоном, она сказала:
– Наконец-то мы по-настоящему одни. Как в Магади, только лучше.
Она протянула стакан, и мы чокнулись.
– Знаешь, я, конечно, люблю Персиваля, и жаль, что он уехал, но вдвоем с тобой, как сейчас, – это лучше всего. Можешь заботиться обо мне, сколько душе угодно, я больше не буду злиться. Сделаю все, что ты захочешь, только со Стукачом не буду дружить.
– Ты у меня молодец. Мне тоже хорошо с тобой. Я, бывает, веду себя как идиот, ты просто не обращай внимания.
– Ты не идиот. Природа здесь гораздо лучше, чем в Магади, и мы можем делать что хотим. Все будет замечательно, вот увидишь.
Снаружи раздалось покашливание. Я сразу догадался, кто пожаловал, и мысленно сопроводил догадку речевыми оборотами, не подходящими для печати.
– Ну ладно, заходи.
В палатку вошел официальный осведомитель местного охотоведческого хозяйства, в просторечии Стукач. Это был высокий статный мужчина в приличных брюках и темно-голубой свежевыстиранной рубашке с белыми полосками по бокам; плечи его были укрыты дамской шалью, а на голове красовалась войлочная шляпа с полями. Все детали туалета, судя по всему, он получил в подарок. Похожий платок я раньше видел в дешевой индийской лавочке в Лойтокитоке. Темно-коричневое лицо с выдающимися чертами сохранило признаки былой привлекательности. По-английски Стукач говорил медленно, очень старательно, с книжными оборотами и весьма сложным акцентом.
– Сэр, – сказал он, – имею честь тебе сообщить, брат, что я изловил убийцу.
– Какого именно?
– Убийцу из масаи. Он тяжело ранен, с ним отец и дядя.
– Кого же он убил?
– Своего двоюродного брата. Разве ты не помнишь? Ты сам обработал ему раны.
– Так он не умер! Лежит в больнице.
– Значит, покушение на убийство. Так или иначе, я его поймал. Не забудь занести это в рапорт, брат. Я знаю, ты не забудешь. Время не ждет, сэр, убийца истекает кровью и хочет, чтобы ты его перевязал.
– Ладно, пойду посмотрю. Извини, дорогая.
– Ничего, дорогой.
– Налей мне выпить, брат, – попросил Стукач. – Я утомлен неравной борьбой.
– Не ссы в уши, – ответил я. – Извини, дорогая.
– Ничего, дорогой.
– Я не имел в виду алкоголь, – произнес Стукач с достоинством. – Я имел в виду глоток воды.
– Будет тебе вода.
Вся троица – потенциальный убийца, его отец и дядя – являла собой жалкое зрелище. Я поздоровался с ними за руку. Потенциальный убийца был молодым придурком, иначе говоря, воином. Он и еще один придурок решили устроить шутливый поединок на копьях – по словам отца, без всякой причины. В процессе поединка второй придурок был случайно ранен. Рассвирепев, он сделал ответный выпад – и тоже попал. Затем оба придурка окончательно потеряли голову и принялись драться взаправду. После оживленного обмена ударами наш паренек увидел, что противник ранен весьма серьезно. Отрезвев, он бежал с поля боя и спрятался в лесу, так как был уверен, что убил человека. Отсидевшись, он вернулся к семье и заявил, что хочет сдаться. Историю поведал отец, а сам герой молча кивал в знак согласия.
Я объяснил отцу через переводчика, что другой парнишка лежит в больнице и уже пошел на поправку. Насколько мне известно, в его семье никто из мужчин не держит зла и не собирается предъявлять обвинений. Отец подтвердил, что так оно и есть.
Из столовой принесли аптечку, и я перевязал незадачливого бойца. У него были колотые раны на шее, груди и плечах – уже изрядно нагноившиеся. Я каждую из них очистил, промыл перекисью водорода, чтобы убить заразу и порадовать публику шипучими пузырьками, затем обработал края меркурохромом, особое внимание уделив ране на шее и добившись интенсивного цветового эффекта, к удовольствию всех присутствующих, и, наконец, хорошенько натрамбовал раневые каналы серой, накрыл марлей и залепил пластырем.
Задействовав Стукача как переводчика, я донес до старших свою позицию. По мне лучше, заявил я, чтобы молодежь упражнялась с копьями, чем сосала шерри «Голден джип» в Лойтокитоке. Но я не представитель закона, поэтому отец должен отвести своего сына в ближайший полицейский участок, а также проследить, чтобы ему перевязали раны и сделали укол пенициллина.
Выслушав мое заявление, оба старика переговорили между собой, а затем обратились ко мне. Я внимал их речи, время от времени издавая особое горловое урчание, переходящее на повышенные тона, в знак того, что все сказанное ими имеет огромное значение.
– Они хотят, сэр, чтобы ты выдал им свой вердикт, и они поступят в точности, как ты велишь. Они говорят, что теперь ты знаешь все: они сказали тебе чистую правду, а с мужчинами-мзи потерпевшей стороны ты уже беседовал.
– Передай, что они должны сдать бойца в полицию. Скорее всего последствий не будет, так как другая семья заявления не подавала. Пусть непременно отведут его в два места: в полицию и в больницу. И не забудут про пенициллин. Вот такой вердикт.
Я пожал руки старикам и юному придурку. Он был симпатичным пареньком, худеньким и очень стройным; усталость валила его с ног, и раны болели нестерпимо, однако во время перевязки он даже не поморщился.