Пробный шар
Шрифт:
В этот день Миша впервые задумался – а кто поджигает их ночью? Если днем подпаливают мужики – мусор горит долго, неохотно. Весь день тянется вонючий дым, летят какие-то хлопья, воняет. Вот если мусор вспыхивает ночью – горит сразу и дружно, утром на месте большой кучи – черное пятно на земле.
В тот весенний день Миша задумался у этого черного пятна, когда набежали ребята:
– Пошли периметр смотреть!
В толпе не страшно: три двора пошли вместе, с четвертого двора не нападут.
Все галдят, всем хочется говорить… Только Миша какой-то не такой… Как стоял возле жженого пятна, задержался.
– А кто ночью сжигает мусор?
Позже он спросит соседского дядю Степу, и тот не ответит, уйдет. И училка не ответит ничего. Папа скажет, тяжело задышав: ты лучше про это не думай. Миша все равно будет расспрашивать. Соседский Петька, вожак двора, сплюнет и процедит:
– Очкарики жгут.
Тяжелая ненависть прозвучит в его голосе. И замолчит Миша, проглотит все остальные вопросы, натолкнувшись на взгляд треугольных жестоких глаз Петьки.
В этот же день ничего не сказали Мише про кучи мусора, крикнули:
– Давай быстрее!
И все, и побежал Миша за всеми.
Периметр вроде и не страшный – полоса голой земли, ничего больше. Течет, извивается, как речка. Неровная такая полоса. Не горячий был периметр, ничем не скверный, но возле него все притихли. Странно все-таки – полоса голой земли, делит землю с травой и деревьями. По ту сторону периметра, вдалеке – вроде тоже дома, тоже трава и деревья.
– А ну!
Андрюшка первый швырнул в периметр камнем. Камень даже до середины периметра не долетел – вспыхнул огнем. И второй камень вспыхнул. И палка. Кто-то поймал лягушку, под общий смех тоже кинул. Зверек полыхнул почти как камень, только цвет пламени другой.
Миша тогда уже знал – жалеть животных нельзя. Когда-то он заплакал, пытался отбить умиравшую, страшно кричавшую кошку. Мальчишки постарше выкололи ей глаза, отрезали уши и усы. Миша плакал, бросался на мальчишек, а они еще больше смеялись.
С тех пор он знал, что так делать нельзя. Его еще не раз проверяли, – истязали, убивали зверят на его глазах. Убивали и дико смеялись.
Тогда, на Периметре, Миша уже немного поумнел, – не показал, что ему не хочется сжигать живьем лягушку.
Но вопросы, вопросы, вопросы…
Кто сделал Периметр и зачем? Что там, по другую сторону Периметра? Кто живет в домах, которые видны отсюда?
Позже еще пришел вопрос: откуда такая энергия в Периметре? Почему в нем все сгорает?
Вопросы, вопросы, вопросы… Они все время мучили Мишу, эти вопросы.
Кто живет далеко, за Периметром? Почему нельзя через Периметр?
Старшие не отвечали. Одни сразу уходили, а уходя, поворачивали голову, еще раз бросали взгляд на Мишу. Странный такой взгляд… От этих взглядов Миша сразу чувствовал всей кожей: этот человек – вместе с другими, а вот Миша – он как-то отдельно.
Другие так же уходили, но сначала цедили, как Петька:
– Узнаешь…
Миша еще сильнее чувствовал себя отдельно от всех.
Он вроде и играл вместе со всеми, ничуть не хуже других бросал мяч. Быстро бегал, когда играли в футбол. Он даже пытался курить. И все равно он оставался не как все. Потому что для «всех» это и было главное – гонять в футбол, драться, потом курить и пить пиво.
А для Миши это все было не главное. Он только долго не знал, где оно – главное.
Да – вопросы, вопросы, вопросы…
Кто сжигает по ночам кучи мусора – это еще не самый важный.
У старосты есть портал – в нем появляются лекарства. Каждый врач может там взять эти лекарства.
А кто делает эти лекарства? Миша точно знал – в Мире никто их не делает. Откуда же они берутся?
Врач – это сын врача. Врач учит сына, а когда он одряхлеет и умрет, его сын дает клятву Гиббонократа. После этого он может брать лекарства из портала. Миша помнил, как болел, и помнил грязную руку с редкими рыжими волосками. Рука дрожала после вчерашнего, от врача дико разило перегаром. Ничего нового – от мужиков почти всегда так пахнет. Новое были таблетки: врач ломал их грязными руками. Он сопел и матерился, но ломал, чтобы дать Мише «точную дозировку, как в аптеке». Эти слова Миша запомнил… Но что это такое – аптека?! Врач не знал, и никто в Мире не знал. Миша узнал, но много позже.
Откуда они взялись, эти зеленые, белые, красно-синие таблетки, от которых почти сразу прошло воспаление легких? То есть понятно – из Портала. Но если таблетки попали в Портал – их же надо было сперва сделать…
Миша спрашивал тетку-врача. Эта тетка была веселая, потому что чаще всего пьяная. Она лихо плясала, била в бубен, выгоняя болезни – не все врачи умели плясать, а она вот все-таки умела. Румяная такая, громко, визгливо смеялась. Миша спросил, откуда берутся таблетки… И пожалел – тетка тут же посмотрела на него, как смотрели и все остальные.
– В очкарики, что ли, собрался?!
Миша не знал, кто такие очкарики и почему стыдно быть очкариком. Но что это стыдно – твердо понял. Ни за что нельзя соглашаться, что ты хочешь в очкарики. Врачиха рассматривала Мишу, словно он летал вокруг на крыльях.
– Да ты, вообще, что от жизни получаешь? – принесло в облаке перегара.
Миша молчал.
– Вот у Вовки такие красные щечки!
Врачиха ущипнула Вовку за щеку – он и правда раскраснелся от мороза.
– Лучше бы ты в хоккей играл!
– Он играет! – вступился Вовка. – Вчера гол забил.
Врачиха только махнула рукой. Наверное, она тоже поняла, что для Миши забить гол – это не главное. А если не главное – что с ним вообще говорить? Махнула и пошла, – ее ждал у подъезда дядя Гоша.
Потом Миша видел ее несколько раз. И как просто идет между домов, и как стоит, говорит о чем-то с подружками. Видел, как прыгает и пляшет, выгоняя ангину из тети Любы. Но подойти уже не смел.
Спросить у другого врача? Например, у того, что лечил Мишу зимой? Подойти и к нему Миша не решился. Он твердо усвоил, что дурак.