Пробный шар
Шрифт:
– У нас будет стажер, ему двадцать лет. Значит, через восемь лет и ты сможешь полететь на Амальтею.
Миша понимал – никуда он не сможет полететь. Это не для него – это для мальчиков, живущих в другом мире, по другую сторону Периметра.
Назавтра сын старосты сказал:
– Ну ты, дурак, там у отца тебе посылка.
Мальчишки ржали; говорили, что, наверное, Мише послали еще книжек, чтобы он совсем мозги свихнул.
– Не! Это ему космический камень прислали!
Мальчишки ржали, но уже по-другому, со злостью.
Староста ожег Мишу косым взглядом, молча сунул ему в руку посылку. И все, и сел, уперся взглядом в дебилящик. На посылке надпись рукой: «Мише Иванову – камень с Цереры».
Миша рванул обертку, достал неровный пористый камень. Небольшой, в пол-ладони. Очень странный легкий камень, словно изъеденный чем-то. Камень как камень, но совершенно необычный.
А когда Миша вышел на улицу, у подъезда стояли мальчишки. Когда-то с Андрюхой и Ромкой, во главе с Петькой Миша бегал смотреть периметр. Давно это было. Петька смотрел тяжело, злобно. Миша понял – по законам двора не полагается ему такой камень.
– Ну ты, дурак! Давай сюда каменюку!
Миша замотал головой.
– Давай по-хорошему, дурак!
Мишу не первый раз избивали, отнимали еду и деньги. Он понимал – все равно отнимут камень. Но понимал и другое – отдать камень никак невозможно. Андрюха шагнул вперед, протянул руку… И тогда Миша ударил кулаком с зажатым космическим камнем. Андрюха пошатнулся, и все равно протянул руку второй раз. Миша ударил со всей силы, Андрюха отлетел.
– Ах, ты так…
Ромка поднял с земли половинку кирпича, прикинул на руке, шагнул вперед… Андрюха зажимал рукой рот, сквозь пальцы текло. Андрюха все равно бросал грязные слова разбитым ртом. Петька рванул что-то из кармана. Нехорошо, тускло блеснуло лезвие. Миша теснее вжался в стену.
Вдруг воздух мелко задрожал, заныли зубы. Прямо перед Мишей, в считанных шагах, конденсировался махолет. Черная громадная машина, размером с грузовик, если не больше.
Петька сразу бросил нож, рванул вдоль дома.
– Стоять!
В дверях камеры возник очкарик в легких полотняных штанах, в футболке. Вот он спрыгнул на землю, оказался метрах в трех от Миши.
Петька только припустил еще быстрее.
Очкарик повел рукой… В руке – коробочка размером чуть больше телефона. Потрескавшийся древний асфальт перед ногами Петьки вдруг вспыхнул. Яркое-яркое пламя возникло из ниоткуда, вспухло бугром. Петька остановился. Миша остро, на всю жизнь понял – это и есть аннигилятор.
– Сюда.
Мальчишки все бежали, забегали в подъезды, прятались за дома. А Петька и правда пошел «сюда». Шел с перекошенным лицом, подвывая от страха. Но шел.
Только сейчас Миша заметил: из махолета с другой стороны вышли еще двое – качки. Огромные, тяжеловесные, качки лихо скрутили Петьку, поволокли. Петька тоненько завизжал. Качок оглянулся на очкарика… Легонько стукнул ладонью по шее, и Петька мгновенно замолчал. Все трое исчезли в махолете.
Очкарик не видел, как бьют Петьку – он уже говорил по телефону… и тут появился сам староста.
Пока у Миши отнимали камень, людям было не интересно: подумаешь, мальчики подрались. Тут стало выходить много людей: не часто можно видеть махолеты. Это интересно почти всем.
Очкарик стоял и молча ждал. Миша еще никогда не видел такого лица: брезгливо искривленный рот, мелко дрожат крылья носа.
Староста с серым лицом двигался тоже очень странно – словно он не шел, его тащили.
– Поднять. Дать сюда.
Староста тихонько подвыл.
– Я разве не ясно сказал?
Очкарик сильнее кривил рот, будто выплевывал слова.
Староста поднял нож. Мелко переступая, сильно сгибал ноги в коленях. Но он шел, шел, наклонившись вперед, нес мерзкое Петькино оружие. Он очень боялся, но нес, подал очкарику самодельный уродливый нож. Вежливо – ручкой вперед.
Все это время люди выходили – но смотрели они издалека. А очкарик вообще был неподвижен.
– Наверное, тебе надоело быть старостой, – плюнул словами очкарик, еще сильнее скривив рот. – И вообще надоело жить. Даже на этой помойке.
Староста молчал, пот катился по всему лицу. Он облизывал губы, пятна пота выступили на рубашке.
– Если еще один… пролетарий (это слово очкарик тоже выплюнул) у тебя возьмется за оружие, я аннигилирую тебя вместе с ним.
Староста молчал, все ниже склонялся, трясся всем телом.
– Вон, – вполголоса бросил очкарик.
Староста пятился, пятился… Допятился до крыльца, юркнул в дом. А очкарик уже говорил в телефон, с совершенно другой интонацией:
– Да… Один экземпляр на выбраковку.
– Только один? – весело спрашивал кто-то.
И добавлял:
– Я бы их всех аннигилировал. Все равно даже себя не окупают, ничего не делают, уроды.
– Этот окупит… молодой… если не очень проспиртован, можно на эксперименты.
Где-то на той стороне хорошо засмеялись.
– Может, на Венеру и в Голконду?
– Роботы надежнее. Тогда уж лучше сразу на корм львам.
– Долго еще там будешь возиться? Сочувствую… Я бы не смог. Аннигилировать всех на фиг, да и точка.
– Пока нельзя, – серьезно ответил очкарик. – Пока рождаются такие, как мой крестник.
– А! Ты ж за ним…
– Думал не сейчас, но понимаешь, начались всякие события… Хорошо еще, заметил вовремя. Я-то собирался лечь поспать… Пока проснулся бы – тут, оказалось, обезьяны человека сожрали.
Голос очкарика опять изменился. Миша сильно почувствовал: он переживает – не хочет, чтобы обезьяны кого-то жрали.
Только теперь очкарик посмотрел прямо на Мишу. Мише и раньше казалось. Теперь он точно знал – это же Василий Иванович! Это же друг из интернета.
И совсем Василий не страшный. Хорошее лицо у Васи, доброе.
– Ну что, крестник? – улыбался очкарик, – Пошли со мной?
Улыбка – широкая, открытая.
Миша готов был поверить во что угодно.
– На Амальтею?