Пробуждение Левиафана
Шрифт:
— А, да, выглядит разумно. Я пошлю им коды, — отозвался Миллер. В голосе больше не было рассеянности, но чувствовался скрытый смех. — Только с техниками я тебе помочь не смогу.
— Черт, Миллер, ты и с ними рассорился?
Теперь Миллер смеялся открыто: свободным тихим смехом, какой может позволить себе человек без навалившейся на грудь тяжести. Соль шутки ускользнула от Холдена.
— Да, — признался Миллер, — наверно. Но я не потому не могу их собрать. Я сейчас не у них на корабле.
— Что?
— Я еще на Эросе.
Глава 50
Миллер
— Как понимать: на Эросе? — не понял Холден.
— Более или менее так и понимать, — ответил Миллер, прикрывая нарастающий стыд небрежностью тона. — Вишу вверх ногами над служебными доками, где мы причалили один корабль. Чувствую себя летучей мышью.
— Но…
— И вот что забавно: я не почувствовал, когда эта штука сдвинулась. Казалось бы, такое ускорение должно было меня стряхнуть или расквасить в лепешку. Однако ничего подобного.
— Ладно, держись. Мы идем за тобой.
— Холден, — проговорил Миллер, — бросил бы ты это, а?
Молчание длилось не больше дюжины секунд, но было полно смысла. «Опасно вести „Росинант“ к Эросу», и «Я пришел сюда, чтобы умереть», и «Вы только хуже сделаете».
— Ну, я только… — начал Холден и оборвал фразу. — Ладно. Дай мне… дай мне заняться вашими техниками. Я… Господи, я дам тебе знать, что они скажут.
— Только еще одно, — сказал Миллер. — Вы подумываете сбить эту штуку с курса. Тогда имейте в виду: это уже не астероид. Это корабль.
— Так, — отозвался Холден. И чуть погодя: — Ладно.
Связь, щелкнув, оборвалась. Миллер проверил обеспечение кислородом. В скафандре оставалось на три часа, но можно будет еще до того вернуться на кораблик и пополнить запас. Так значит, Эрос движется? Он по-прежнему ничего не чувствовал, но за изгибом горизонта астероида видел мелкие метеориты, налетающие неизменно с одной стороны и отскакивающие от поверхности. Если станция начнет разгоняться, они пойдут гуще и будут бить с большей силой. Ему лучше оставаться в корабле.
Он опять переключил терминал на волну Эроса. Станция под ним потрескивала и бормотала, из нее исходили низкие протяжные звуки, похожие на запись песни китов. После сердитых разговоров и помех голос Эроса звучал покоем. Миллер задумался, какую музыку сотворила бы из него приятельница Диого. Кажется, медленные танцы — не их стиль. В пояснице возник раздражающий зуд, и он поерзал в скафандре, пытаясь почесаться. Сам не заметил, когда появилась улыбка. И вдруг рассмеялся. На него накатила волна эйфории.
Во вселенной существовала нечеловеческая жизнь, и он оседлал ее, как клещ — собаку. Станция Эрос двигалась собственной свободной волей и силой невообразимых механизмов. Он не помнил, сколько лет не чувствовал трепета. Он забыл это чувство. Он развел руки в стороны, словно мог объять бесконечный темный вакуум под собой.
Затем вздохнул и вернулся к кораблю.
Под его надежной обшивкой он снял вакуумный скафандр и подключил к восстановителю воздуха. Даже маломощная система жизнеобеспечения справится за час, если ей приходится обслуживать всего одного человека. Корабельные аккумуляторы заряжены почти на полную. Его терминал дважды гуднул, напоминая, что опять пора принимать средства против рака. Который он заработал на Эросе. И который останется с ним до конца жизни. Хорошая шутка.
Термические заряды хранились в грузовом трюме: серые прямоугольные ящики, в длину примерно вдвое больше, чем в высоту, они напоминали кирпичи в известке из серой связывающей пены. Двадцать минут ушло на обыски шкафов, но он все же нашел баллон, где еще остался растворитель. Спрей пахнул озоном и смазкой, твердая розовая пена расползалась под ним. Миллер присел на корточки рядом с минами и съел пайковую плитку, довольно убедительно имитировавшую вкус яблока. Джули сидела около него, положив невесомую голову ему на плечо.
Миллер несколько раз заигрывал с верой. Большей частью в молодости, когда хотелось все испытать. Потом еще раз — когда стал старше, мудрее, поизносился и пережил сокрушительную боль развода. Ему была понятна тоска по чему-то большему, по великому и милостивому разуму, способному взирать на мир с такой высоты, что с нее незаметны мелочность и злоба и все видится таким, как надо. Он и посейчас испытывал эту тоску, только не мог заставить себя поверить, что это правда.
И все же, не исключено, существует нечто вроде плана. Может, вселенная поместила его именно туда, куда нужно и когда нужно, чтобы он сделал то, чего не сделал бы никто другой. Может, вся его боль и страдания, все разочарования и разъедающие душу годы возни с худшими отбросами человечества были для того, чтобы привести его сюда, к этой минуте, когда он ценой своей жизни готов купить человечеству малую отсрочку гибели.
«Приятно было бы так думать», — сказала в его мыслях Джули.
— Приятно, — со вздохом согласился он. При звуке голоса видение исчезло, как обычная греза наяву.
Он успел забыть, сколько весят мины. При полной гравитации он бы не сумел их и сдвинуть. При одной трети это оказалось трудно, но возможно. Мучительно преодолевая сантиметр за сантиметром, он взвалил одну на тележку и вывез в док. Эрос над его головой напевал про себя.
Перед самым трудным этапом работы пришлось отдохнуть. Шлюз позволял протиснуться зараз либо человеку, либо мине. Миллер пробрался по нему, чтобы открыть наружный люк, после чего пришлось поднимать мину на стропах от грузовых креплений. А затем тут же крепить к кораблю магнитными защелками, чтобы инерция вращения Эроса не сбросила ее в пустоту. Вытащив мину и пристегнув к тележке, он отдыхал целых полчаса.
Столкновений стало больше: это был знак, что Эрос в самом деле набирал скорость. Каждый метеорит, как ружейная пуля, мог прошить насквозь и его, и корабль, если вдруг отлетит в подходящую сторону. Однако шансы, что случайный камешек угодит именно в его муравьиную фигурку, ползающую по поверхности, были ничтожны. Так или иначе, когда Эрос выйдет из Пояса, они исчезнут. Это если Эрос уходит из Пояса. Миллер сообразил, что представления не имеет, куда направляется Эрос. Он предполагал, что к Земле. Холден уже должен бы знать точно.