Пробуждение силы
Шрифт:
– Олег Леонидович, это полковник Прохоров, руководитель нашей операции. Если сейчас возможно, введите нас в курс дела.
«Космический» подполковник кивнул, проверил бегущие по экрану графики индикаторов и встал, протягивая Валентину Максимовичу руку:
– Подполковник Серегин, старший специалист контроля управления космической разведки ГРУ. Сразу предупрежу, товарищ полковник, во избежание недопонимания, что, поскольку в результатах операции заинтересовано непосредственно Главное разведывательное управление, контроль осуществляется одновременно и здесь, для ваших оперативных нужд, и со стационарного компьютера в нашем Центре…
– Интерес ГРУ – ваши люди? Или здесь еще что-то присутствует?
– Конечно. Насколько нам известно, в деле замешаны восемь офицеров спецназа ГРУ, которых использовали в лаборатории в качестве подопытных кроликов. На настоящий момент мы знаем о судьбе только одного…
– И того, кажется, нашли и снова потеряли? – спросил майор Максимов.
– Нет, Николай Григорьевич. Мы его опять нашли, с вашей помощью… По крайней мере, мы так предполагаем, что нашли его. Указания пока только косвенные, но их несколько, и, нам кажется, здесь можно точно утверждать. Его захватил генерал Аладьян со своими людьми.
– Хорош офицер спецназа, которого захватывают в центре города… – сказал полковник.
– Там есть, видимо, какие-то технические тонкости, которые мы не знаем. Думаю, товарищ полковник, с помощью аппаратуры, которую полковник Лопухин сумел вывезти со вспомогательной базы, они могут без труда захватить любого человека, сначала сделав его недееспособным. В этом особая опасность группы.
– Значит, их следует брать немедленно, пока они еще чего-нибудь не натворили! – Прохоров не любил долгих дел и, имея бульдожью хватку, если цеплялся за ниточку, всегда раскручивал дело стремительно и энергично.
– А вот по этому поводу в настоящий момент командующий войсками спецназа ГРУ полковник Мочилов беседует с вашим руководством, – заметил Серегин. – В разговоре принимает участие и представитель внешней разведки.
– Я не понял, по какому поводу? – спросил полковник.
– Это потому, что вы не читали распечатку материалов всех переговоров. Там в дело замешана и американская агентура, и иранская, и китайская, и представитель боевиков Курдской рабочей партии, и вообще кто только не замешан. У нас есть предположения, что интерес к работе лаборатории проявляли и пакистанские талибы, и афганские талибы, и чеченские боевики, находящиеся в настоящее время в эмиграции где-то в Саудовской Аравии и в Лондоне. У Аладьяна слишком широкий круг знакомств, который должен заинтересовать и ваше руководство, и наше. И потому с задержанием генерала спешить не следует, пока все нити не определены. В данный момент ГРУ больше всего интересует американская линия. Эта же тема стоит на разработке у Внешней разведки. И можно сильно навредить торопливостью. Аладьян и так от нас никуда не уйдет.
– Ну, так дайте мне эти распечатки, чтобы я в курс дела вошел… – недовольно потребовал полковник Прохоров.
Он не любил, когда его работа внезапно выходила из плановой и, более того, вообще выходила из сферы его влияния или приходилось учитывать чужие интересы, что тоже стесняло. Но, как человек военный, умел считаться с целесообразностью и не настаивал, когда целесообразность была очевидной.
– К сожалению, товарищ полковник, у меня есть только цифровые записи разговоров. Мой компьютер, впрочем, как и другие, не распечатывает с голоса. В ГРУ для этого держат штат наборщиков, которые распечатывают записи. Когда полковник Мочилов освободится, я думаю, он выделит вам один экземпляр.
Но ждать Прохорову не пришлось. В кабинет заглянул помощник дежурного по управлению.
– Валентин Максимович, а я вас по всем этажам ищу… Вас срочно требуют наверх… Там совещание по вашему делу…
– Вот, – сказал подполковник Серегин, – там вам наверняка дадут распечатку…
Глава 7
Боль из тела не уходила. Она была, она жила и медленно, но планомерно и неуклонно вытягивала жилы. И все тело было усталым, мышцы истощенными. К тому же добавилась головная боль. Но терпеть боль Андрей Никитович умел, и даже умел заставлять себя не обращать на нее внимания. В принципе это довольно простая психологическая технология, отработанная на многочасовых занятиях. Надо сначала прислушаться к боли, ощутить ее полностью, а потом признать ее привычной и убедить себя самого в том, что эта боль привычная. Привычная боль переносится гораздо легче. Порой ее вообще не замечаешь. Так, однажды после контузии он долго мучился с болями в позвоночнике, где один из позвонков сместился со своей оси и защемлял спинной нерв. И медики ничего не могли сделать. Медики, как всегда, ампутации любят. А позвоночник ампутировать как-то несерьезно. А другого сильного лечения никто не предложил. Но Андрей Никитович к этой боли настолько привык, что, когда один знакомый пасечник вылечил его пчелиными укусами, первое время было даже странно ходить без ощущения боли. Без ощущения привычной боли, уже успевшей стать частью его существа…
Так же, желая возвести боль в ранг привычной, он сделал и сейчас. Он воспринимал и боль, и неудобную позу, от которой затекали ноги, и врезавшиеся в руки кольца наручников с жесткими краями, все это воспринимал со всей остротой, воспринимал и впитывал в себя, до предела переполняясь болью, осознавая ее и пробуя ее каждой клеточкой тела. И при этом, при концентрации конкретно на болевых ощущениях, тем не менее одновременно осознавал, что все больше и больше становится Андреем Никитовичем, и уже отдаленно представлял себе даже характер и манеру поведения Абдулло Нуровича. Представлял, как человека существующего где-то в стороне, параллельно, но не имеющего к нему самому ровно никакого отношения. Он делал то, на что Абдулло Нурович был не способен, на что был не способен обычный простой человек, даже спортивного склада, с сильными мышцами тела и с не менее сильным характером. На это был способен только офицер спецназа, прошедший высококлассную специальную подготовку. Андрей Никитович впитывал в себя боль, переполняясь ею, умышленно утрируя и умножая ее, возводя в абсолют, но никто со стороны не видел ни малейшего движения его лица. Конечно, если бы были открыты глаза, они могли бы выдать. Глаза выдают человека даже с непоколебимой волей и адским терпением, потому что зрачок на подсознательном уровне расширяется.
И боль ушла… Тело стало вдруг спокойным и умиротворенным, и снова каждая клетка готова была отзываться на посыл мозга. Таким образом он почти вернул себя в нормальное состояние. В состояние боевой машины в человеческом обличье. И, если бы не наручники, уже через несколько секунд сам сидел бы на водительском месте, а те четверо, что были в машине помимо него, лежали бы связанными в багажнике и на заднем сиденье.
Но пора было оценивать обстановку и искать в ней слабые стороны. То есть слабые стороны противника, который считает, что он обстановку контролирует. Не бывает контролируемой обстановки без слабых сторон. В принципе не бывает. Только необходимо научиться эти слабые стороны читать правильно, чтобы не ошибиться.
Андрей Никитович сидел на заднем сиденье, с двух сторон зажатый парнями с крепкими плечами. Плечи чувствовались явственно. Слишком сильные плечи для бойцов, тяжелые плечи. Это Андрей Никитович хорошо знал. Когда мышцы слишком объемные – это уже одна из слабых сторон. Такие люди в себе уверены чрезвычайно и до глупого. И ломать их можно без проблем. В своей богатой боевой жизни подполковник Стромов ни разу не встречал стоящего бойца, имеющего атлетическую фигуру. Бойцы всегда бывают поджарыми, предельно резкими, но не производящими внешнего впечатления. И именно потому их умение наносить разящие удары всегда воспринимается как неожиданность. Но и воспринимается, благодаря той же неожиданности, в момент, когда бывает уже поздно, когда удар или каскад ударов уже прошли и своей цели достигли.
Таким образом, первое слабое звено было найдено на ощупь. Как ни странно, вторым слабым звеном можно было считать то, что он не нащупал под курткой оружия. Пистолет-пулемет с него сняли, вернув прежним владельцам. И потому охранники теперь чувствуют себя намного увереннее. Такая уверенность легко в самоуверенность переходит, а самоуверенность, когда она необоснованна, всегда губительна.
Но глаза открывать все же следует, иначе трудно будет что-то понять. А понять уже необходимо. Единственно, что мешало, это незнание того, кем себя представлять – дворником или подполковником? Этот момент важный, в зависимости от того, чего от него ожидают. Хотя сейчас они и от дворника обязаны ожидать любого неожиданного поворота, потому что в их понятии не подполковник спецназа, а именно дворник наворотил уже гору трупов и инвалидов за два неполных дня. Тем не менее неизвестно, кто им нужен, дворник или подполковник спецназа ГРУ. Один из этих двоих будет мешать, и его могут пожелать убрать.