Пробуждение
Шрифт:
Он старался понять, что руководит заговорщиками в их устремлениях, чью волю они выполняют, стремясь взбунтовать судовые экипажи? Ясно было лишь одно: на флагманском корабле могут произойти кровавые события. «И я в силах приостановить кровопролитие, — подумал Яхонтов. — А разве без крови не смогут захватить крейсер матросы? Навряд ли! Но ведь стоит лишь мне уведомить командира отряда о заговоре, и — кровь офицеров не прольется на палубу. Зато обильно ее обагрит кровь матросов, приговоренных к казни военным судом».
После вечерней молитвы
— Вы чем-то встревожены, Сергей Николаевич? На вас лица нет, — взволнованно произнес младший механик. — Случилось что-нибудь?
— Нет, Павел Модестович, пока ничего не случилось, — скованно ответил Яхонтов.
— Что же тогда?
— А то, что на крейсере произойдет скоро кровавое столкновение…
— О чем… вы?! — промолвил Сурин. Он пристально глядел в лицо своему собеседнику, пытаясь понять, с чем явился к нему в неурочный час бывший сокурсник.
— Я был в портовой таверне, — начал Яхонтов. — Случайно за тонкой перегородкой оказались матросы с «Печенги». Они пришли позже и не заметили моего присутствия.
Сурин, уронив руки на стол, молча слушал. Было заметно, как сходил румянец с его смуглого лица.
— В соседней кабине собрались заговорщики, — продолжал Яхонтов. — Они пришли туда, чтобы обсудить, как действовать. И пришли к заключению, что нужно захватить крейсер на переходе в Коломбо. Я понял из их слов, что вы, Павел Модестович, заодно с ними, и больше того — отвели роль мне в намеченных действиях…
В каюте наступило молчание. Бледное лицо Сурина словно окаменело.
— Надеюсь, то, что услышали в таверне, никому, кроме вас, не известно? — медленно произнес младший механик.
— Да, я об этом никому не сказал.
Сурин облегченно, вздохнул. И стало заметно, как зарозовели его впалые щеки.
— Ну, коли вы узнали раньше времени, то и скрывать мне от вас больше нечего, Сергей Николаевич, — быстро заговорил Сурин. — Матросы на «Печенге» не хотят идти на войну. Но не из-за трусости или отсутствия патриотизма они так поступают. Эта ужасная бойня, затеянная правящей верхушкой, выгодна ей лишь одной. Война уже унесла миллионы жизней. Наш крейсер и миноносцы не должны принять участия в войне, конец которой близок. Матросы «Печенги» нужны революции, которая разразится со дня на день.
— Откуда вам это известно, Павел Модестович?
— Приход революции для большинства граждан России уже не секрет. Об этом открыто пишут в газетах, говорят в Государственной думе, на митингах и собраниях среди рабочих. Остановить ее невозможно.
Во владивостокской газете «Далекая окраина» о надвигавшейся революции писали уклончиво, осторожно. Прапорщик не предполагал, что страсти по всей стране так накалялись, что другого выхода, кроме революции, нет.
— Как вы предполагаете захват крейсера в море, Павел Модестович? — заинтересовался Яхонтов. — И куда после этого направится «Печенга»? И миноносцы куда пойдут?
— Офицеров придется арестовать и высадить на берег, — нерешительно произнес Сурин. — В одном из нейтральных портов корабли разоружатся…
— Совсем еще недавно мне и в голову не могло прийти такое, — задумчиво проговорил
— Под воздействием внешних обстоятельств все в жизни меняется, Сергей Николаевич: взгляды человека, представления, понятия… Поразмыслите, подумайте.
— От всего этого у меня голова кругом идет, — простонал Яхонтов, словно от боли. — Все спуталось…
— Придет время — все прояснится, — проникновенно произнес Сурин, положив горячую свою ладонь на руку Яхонтова. — А пока, я прошу, никому ни слова об этом. Страшное может случиться, узнай Остен-Сакен то, что известно вам.
Остен-Сакен торопился произвести ремонт котлов на крейсере и, занятый повседневными корабельными делами, даже не сходил на берег. Но однажды его пригласили в Российское консульство.
Похоронный вид Этингена насторожил Остен-Сакена.
— Что случилось, Оскар Леопольдович?
— На родине нашей произошли чрезвычайные события, — дрогнувшим голосом произнес консул. — Наш незабвенный государь император Николай Александрович отрекся от престола.
— Ка-ак?!
— Народное движение привело к полному государственному перевороту в России, — продолжал Этинген. — Образовалось Временное правительство во главе с председателем кабинета министров князем Львовым.
Если бы гром грянул в чистом небе, и то не удивился бы так капитан первого ранга.
Больше ста лет служили Остен-Сакены, его предки — бароны, выходцы из Лифляндии, русским царям, получая от них милости, чины и награды. Служба на Российском флоте, когда не стало царя, показалась бессмысленной капитану первого ранга.
— Что станем делать, Оскар Леопольдович? — растерянно проговорил Остен-Сакен.
— Служить, как служили прежде, — ответил Этинген.
— Кому?
— Российскому государству, Андрей Вилимович. Кстати, мною уже получены по телеграфу тексты присяги. Вот они. Только придется размножить их, — консул достал из ящика и кинул на столешницу листы с отпечатанным на ремингтоне машинописным текстом. — Захватите с собой это, Андрей Вилимович. В первую очередь приведете к присяге господ офицеров. Нижним чинам — их теперь следует называть матросами — ничего пока не говорите о государственном перевороте. Надо выждать какое-то время… А когда все утихнет, преподнесете все в таком свете, будто никакой революции не было, нет и не будет в России!
— Ну и комиссия вышла! — удрученно вздохнул капитан первого ранга, вытирая холодный пот со лба.
— Я имею не совсем точные сведения, но меня конфиденциально известили о том, что в Кронштадте, Ревеле и других военных портах произошли волнения нижних чинов, — сообщил Этинген. — Имеются убитые среди офицеров и… адмиралов. Имена убиенных мучеников не сообщались.
— Час от часу не легче!
— Мы находимся далеко от родины, Андрей Вилимович, — сказал Этинген. — Поэтому всем нам, и в особенности господам офицерам, следует сплотиться воедино и быть начеку. Возможны любые эксцессы на ваших кораблях. В особенности на «Печенге», насколько я понимаю. — Консул выжидательно посмотрел усталым взглядом.