Пробуждение
Шрифт:
— Кто поведет корабль?
— Старший лейтенант Корнев, — ответил консул. — Он — опытный моряк. Прекрасно проявил себя в должности старшего офицера на «Печенге».
— Но он — не у дел, — сказал британский адмирал.
— Капитан первого ранга Остен-Сакен назначил его командиром крейсера.
— Кто будет в составе команды? — спросил заинтересованный Ноэль.
— Команду крейсера укомплектуем матросами с коммерческих судов, — пояснил Этинген. — В настоящий момент, как вам известно, в порту Гонконг стоят русские суда «Котлас»,
— Каким образом вы собираетесь осуществить ваше намерение?
— На крейсере мало угля, чтобы совершить плавание до Владивостока либо в один из нейтральных портов: они запросят разрешения погрузить уголь, — начал излагать план захвата крейсера Этинген. — Вы разрешите погрузку при условии, что они высадят на берег арестованных офицеров. После того как погрузка угля на «Печенге» будет закончена, запретим крейсеру выход в море по причине полученного вами штормового предупреждения. В общем, задержим крейсер возле причала. Подтянем колониальную полицию, вашу морскую пехоту и батальон Миддсекского полка.
— Это может кончиться скандалом, — нахмурил брови адмирал.
— Вы меня не дослушали, сэр. Никакие насильственные меры приниматься не будут. Передадим лишь на крейсер, что на трех судах, стоящих в бухте Гонконг, обнаружена холера. И что по этой причине команду «Печенги» необходимо поставить в карантин, а точнее, высадить на берег. После этого господа офицеры вернутся на крейсер. А новый экипаж будет водворен в матросские кубрики.
— Неплохо придумано! — одобрил Ноэль.
Озлобленные, мрачные сходили с корабля офицеры. Они стали не нужны на крейсере. Матросы не могли отнять у них чины и звания, но лишили должностей и теперь высаживали на берег.
Бывший старший офицер поставил на палубу чемодан, высоко поднял голову и оглядел корабль взглядом. Трижды перекрестился, прежде чем сойти на берег.
Лейтенант Соловьев и мичман Эразмус, весело разговаривая, ступили на сходню. И даже не оглянулись. Казалось, они отправляются на веселую ночную пирушку, чтобы утром снова вернуться на крейсер. Их накрахмаленные воротнички и манжеты отливали снежной белизной. Золотом поблескивали пуговицы мундиров и рукоятки кортиков. Эти двое оставались верными себе и в тяжкую для них минуту. Ни единым жестом не выдали своего волнения.
Мичман Эразмус привычным движением лихо сдвинул на затылок фуражку; заметив Яхонтова, остановился неподалеку от сходни.
— Надеюсь, мы еще встретимся с вами, господин самозваный капитан! — сказал Эразмус. — Полагаю, что в другой раз мы поменяемся ролями. Честь имею!
В голосе низложенного мичмана звучала угроза.
— Скатертью дорожка! — крикнули ему вслед.
Яхонтов молча проводил офицеров, сходивших с крейсера последними, и собрался уйти, но в этот момент откуда-то выволокли наверх отца Иннокентия. Священник был пьян.
Двое матросов подталкивали отца Иннокентия к сходням. Тот отчаянно упирался.
— За что вы меня выгоняете, братцы матросики?! — плакал священник. — Я не сделал никакого вреда.
— И пользы от тебя никакой! — сказал один из матросов, продолжая теснить отца Иннокентия к сходне.
Во власти командира было оставить священника на крейсере или отправить на берег. Прапорщик колебался недолго. «Действительно, пользы от него никакой, — подумал он. — Пусть лучше на берегу поклоняется Бахусу».
Теперь оставалось только пополнить запасы угля, чтобы отправиться в плавание.
«Во Владивосток! На родину!» — было у каждого на уме.
Крейсер «Печенга» перешел в Коунлундскую гавань. Там находились британские угольные склады.
Слишком ничтожную плату потребовал адмирал Ноэль взамен угля и за свободный выход в плавание на родину. Щедрость старшего морского начальника показалась подозрительной.
Яхонтов и Авилов спустились в машинное отделение, к Сурину. Нужно было с ним посоветоваться по этому поводу.
— Чем могу быть полезным? — встретил их недавний младший механик, в чьем ведении теперь находились и машинное, и котельное отделения.
— Британский адмирал Ноэль разрешил принять уголь и дает «добро» на выход для следования во Владивосток, — с радостью в голосе произнес Яхонтов.
— И… никаких условий? — удивился Сурин.
— Одно маленькое условие: отпустить на волю офицеров. И мы их уже высадили на берег. Таким образом, выполнили условие адмирала Ноэля.
— Странно, — задумчиво произнес машинный прапорщик. — Крейсер «Печенга» до зарезу нужен им на Мурмане. Почему они так легко отказались иметь прекрасный посыльный корабль на своих северных коммуникациях? Не-по-нятно!
Корабельные сходни гнулись и повизгивали под тяжестью нескольких сот матросов, проносивших на плечах мешки с углем. На запудренных угольной пылью матросских лицах поблескивали одни лишь белки глаз да зубы. Не матросы, а негры из знойной Африки!
Через палубные горловины уголь ссыпали в трюмы. Над крейсером висела пелена черной пыли.
Яхонтов стоял на ходовом мостике и молча наблюдал за погрузкой. Команда трудилась с невиданным рвением. Ему захотелось надеть на себя полотняную робу и вместе с матросами носить тяжелые мешки с углем. Чтобы плечи трещали от тяжести! Чтоб горячий пот освежал лицо!
«Наверно, одни русские умеют так трудиться!» — подумал прапорщик.
Было нечто самозабвенное в матросском усердии.
К вечеру все угольные ямы и трюмы были наполнены. Уголь начали высыпать в пустовавшие выгородки и машинные коридоры.
Англичане угля не жалели. Отчего же не воспользоваться их добротой? Запасались на совесть.
Еще засветло Яхонтов отправил радиограмму старшему морскому начальнику:
«Закончил погрузку угля, прошу разрешения выйти в море».