Пробуждение
Шрифт:
Выстроившись в кильватер, крейсеры прошли мимо. Впереди — «Россия». Тяжелый, серый четырехтрубный крейсер с узорами снастей, надстроек, изогнутых вентиляционных раструбов, орудий и шлюпок. Я успел увидеть на ходовом мостике контр-адмирала Иессена в штормовом плаще с капюшоном, надвинутым на голову.
За «Россией» шли «Жемчуг» и «Терек», замыкал строй «Маньчжур». День выдался пасмурный. То начинал моросить дождь, то приносило ветром с океана холодные клочья тумана, постепенно застилавшие все вокруг. Корпуса миноносцев потемнели от влаги; парусина тента, обтягивавшая мостик, стала мокрой и гудела от ветра, как барабан. Сопровождали отряд крейсеров по шесть миноносцев справа и слева. Иессен то и дело отдавал распоряжения.
«Паре миноносцев выйти в минную атаку!», «Смелому» и «Статному» атаковать вражеские броненосцы!» — следовали семафоры.
Как стая гончих, рыскали миноносцы по пустынному серому морю. Вместе с густым дымом из труб летели снопы искр. Котлы «чихали» огнем. Это продолжалось до вечера. Матросы стояли на вахте без обеда, без отдыха.
— Долго ли будет еще продолжаться кутерьма? — заговорил Нашиванкин. — И как только не надоест адмиралу эта игра! Ведь не картонными корабликами играет. Люди же на кораблях…
— Ты думаешь, нас он за людей считает? — обернулся к нему Чарошников. — За червей нас считает Иессен.
— Надо ему сказать, чтобы не считал, — зевнул в кулак дальномерщик Суханов.
— Так он и послушает нас, — зло усмехнулся Золотухин. — Вот обвязать бы старого дурака тросом, да за борт, и протащить за кормой мили две-три. Вот тогда он узнал бы…
Я с любопытством посмотрел на Золотухина. Он умолк, но не смутился. Взгляд его был тверд и равнодушен.
Вдалеке показался буксир. Он шел наперерез нашему курсу, изображая вражеский броненосец.
«Миноносцы, в атаку!» — взвился на мачте «России» флажный сигнал. Шесть миноносцев, развернувшись в строй фронта, полным ходом ринулись на цель. «Скорый» шел вторым от крайнего. Корпус нервно вздрагивал от ударов встречных волн. Миноносец, как разъяренный всадник, выскакивал из водной впадины, весь в пене и брызгах, взбирался на гребень. Ветер тонко и протяжно свистел в снастях, хлопал парусиной.
Цель все ближе. На сетке бинокля я различаю медленно идущий буксир и щит на расстоянии трех делений позади. С каждой минутой дистанция сокращается…
На мостик вбегает мичман граф Нирод. Он взбешен. На холеном бледном лице — ярость.
— Эта каналья… Рога… уселся на минный аппарат… и свою вонючую трубку курит, — прерывающимся от гнева голосом доложил Нирод. — Скоро стрелять… а аппарат не готов.
— Почему же вы не потребовали, Евгений Викентьевич? — спросил я.
— Требовал, приказывал, ругался, грозил отдать под суд…
— А он?
— И в ус не дует. Сидит, как индийский бог, на трубе и даже не разговаривает.
Подойдя к заднему крылу мостика, я увидел то, о чем доложил граф Нирод. Поведение матроса мне показалось верхом кощунства, издевательством над святостью флотской службы.
— Дед мой и не за такие шутки вешал нижних чинов на рее, — зло проговорил Нирод. — Не мешало бы и теперь по старой традиции вздернуть одного-двух каналий, в назидание другим.
Слова графа подействовали на меня как холодный душ.
— Забудьте, граф, что было когда-то. Это никогда больше не повторится. Ваш дед творил на флоте жестокости, а нам теперь приходится расхлебывать. Вот вам урок истории. Советую забывать плохие традиции и помнить хорошие.
Оставив командовать штурмана мичмана Алсуфьева, я спустился на палубу и в сопровождении мичмана Нирода подошел к минному аппарату.
— Что вы делаете, Рога? — с трудом сдержав себя, спросил я.
— Вот сижу… курю, — вынув изо рта трубку и полуобернувшись ко мне, ответил Рога. Темное, словно отлитое на старой медной монете, лицо матроса сохраняло невозмутимо-спокойное, наглое выражение.
— Миноносец на курсе атаки, и через несколько минут мы должны выпустить мины, — дрогнувшим голосом произнес я.
— А я думал совсем другое, — съязвил Рога. — Сижу и полагаю, что труба — паровоз. — Рога хлопнул ладонью по трубе минного аппарата. — А я — вольный пассажир и еду в Харьков… домой. Ха-ха-ха!
Смех прозвучал как удар хлыста.
— Слезьте с аппарата, матрос Рога! — крикнул я, не узнавая своего голоса.
Рога вздрогнул и медленно слез, согнулся и быстрыми, точными движениями стал готовить аппарат к стрельбе.
Минный залп «Скорый» дал вовремя. Одна мина попала в щит, но после неприятности с минером я не обрадовался удаче.
— Не Рога, а черт с рогами, — восхищался Алсуфьев, проследив путь мины от корабля до щита.
Когда совсем стемнело, миноносцам было приказано стать на якорь. Поужинав в кают-компании, я спустился в кормовой матросский кубрик. Там было душно и сильно накурено. Пахло потом, несвежим матросским бельем, сырой верхней одеждой и щами. За столом плотным кружком сидели Пушкин, Чарошников, Пойлов, баталер Александр Решетников, Золотухин, Рога и Антон Шаповал, перед выходом в море прибывший на «Скорый» из Сибирского флотского экипажа. Шаповал был высоченный детина, с открытым широколобым лицом. Смелые темные глаза выражали ум, твердость и спокойную уверенность. До службы Антон Шаповал жил в Иркутске, работал на заводе.
Когда я вошел к ним, Решетников рассказывал что-то. Все молча слушали его.
— Не стесняйтесь, Решетников, рассказывайте, я тоже послушаю, — просто сказал я.
Они потеснились. Я сел.
— …Так вот, приходит к деду моему нарочный от графского управляющего и требует идти рожь жать, — продолжил свой рассказ баталер, — а своя-то рожь на корню стоит, осыпается. Жать бы ее надо, а ты на барское поле иди, чужую рожь жни… Помню — дед мой аж весь почернел.
«Уж я устрою этому долгополому журавлю, — сказал дед. — Идем, Лександр!»
Взяли мы серпы и пошли. Приходим. Поле у графа громаднющее. Рожь желтая, как воск, волнами ходит.
«Стриги, Лександр, колоски, — говорит мне дед, — солому пусть граф с управляющим сами косят».
И начали мы стричь. И быстро у нас дело идет. Нагибаться не нужно. Только гляжу: дедушка мой невеселый, черный весь. Вечером прибегает управляющий графский…
«Ах вы разбойники, канальи. Да я вас обоих за это в Сибирь упеку!» — закричал он.
Дедушка не дал ему закончить, схватил управляющего за шиворот и понес. Несет его дед, а он ногами дрыгает, кричит. Бросил его дед на дорогу. Управляющий подхватил полы кафтана да как драпанет.