Пробужденная совесть
Шрифт:
Настасья Петровна долго слушала мужа с широко открытыми, неподвижными глазами, затаив дыхание и вздрагивая плечами. Долго она не соглашалась принять решения мужа. Но тот настаивал на своем и говорил, что иначе он пойдет один, на свой страх, рискуя пасть с простреленною головою. Он не может делиться с Трегубовым своим последним достоянием — женою, он его ненавидит всем сердцем и пойдет один туда, за деньгами, если жена не захочет помочь ему. Это единственное средство избавиться навсегда от нужды и Трегубова. Жена умоляла мужа помедлить; но он не соглашался. И долго они сидели на своей постели друг против друга, бледные и взволнованные, страстно перешептываясь и слегка жестикулируя, то хватая друг друга за руки и попеременно прижимая их к сердцу, то касаясь ими плеч и колен, с горящими глазами и вздрагивая всем телом. За окном шуршал ветер; по небу стадами ходили тучи; серп луны пришел с востока, долго глядел в их окошко неподвижным взором и, наконец, ушел дальше, а они все еще сидели друг перед другом, жестикулируя, страстно перешептываясь и вздрагивая всем телом, как охваченные ознобом. Наконец, они оба заснули тяжелым сном, крепко прижавшись друг к другу и тесно обнявшись, оба измученные, усталые и больные. В комнате сразу стало тихо.
IX
Двое суток Пересветов лежал в постели, якобы больной. Да
Наконец, наступил третий день, в который они решили произвести кражу. Накануне Настасья Петровна сказала заезжавшему к ним на минутку Трегубову, что муж ее сильно занедужил, что он лежит в постели, вот уже сутки не выходит из комнаты, и что она может завтра прийти к нему поздно вечером. Она останется у него, пожалуй, хоть до рассвета, пусть только он обещает ей провести ее в дом незаметно, так, чтоб ни одна живая душа не подозревала об ее присутствии в трегубовском доме. Трегубов с восторгом согласился. Он поклялся, что все это он исполнит самым наилучшим образом. Пусть она не волнуется и не боится понапрасну. И Трегубов передал ей свой план. По странному совпадению, путь, избранный им, был тот же, который наметил для себя Пересветов. Очевидно, он был самый удобный для тайных путешествий. Может быть, даже Трегубов уже пользовался им когда-нибудь. И он говорил Настасье Петровне: пусть она незаметно пройдет вечером к той стороне его сада, которая примыкает к полевой дороге. Там есть небольшая калитка. Трегубов будет ждать ее у этой калитки и проведет ее садом к окну кабинета. Окно это невысоко, он поможет ей проникнуть через него в дом и проведет в угловую комнатку, куда он вынесет из кабинета подушку и плед. Там есть софа и столик, и они прекрасно поужинают там холодной телятиной, фруктами и шампанским. Он нередко и раньше ужинал в этой комнатке, и теперь он велит подать туда заранее только один прибор и один бокал, чтобы даже утром прислуга не догадалась о присутствии этой ночью в его доме постороннего человека. А это даже очень весело — есть из одной тарелки одним ножом и пить из одного стакана. Глаша ложится спать рано, а садовника он под каким-нибудь предлогом удалит совсем со двора на весь день и ночь. Когда же будет светать и Настасья Петровна покинет угловую комнатку, Трегубов проводит ее тою же дорогой и снова перенесет в кабинет плед и подушку. Одним словом, Трегубов гарантировал Настасье Петровне полную тайну. Когда она передала все это мужу, Пересветов только потирал руки. Трегубов сам шел в ловушку. Очевидно, судьба благоприятствовала Пересветову.
Наконец, наступил вечер. Аннушка улеглась спать. Пересветов садом проводил Настасью Петровну и долго глядел ей вслед. На полдороге Настасья Петровна внезапно замялась; она остановилась, заколебалась и как будто хотела вернуться назад. Муж следил за ней, бледный от волнения. Она, все еще колеблясь, оглянулась и увидела его фигуру в полумраке сада. Он сделал резкий жест, посылая ее вперед. Она все еще колебалась, переминаясь на одном месте. Муж трижды повторил свой жест резко и решительно. Ее точно что толкнуло. Она быстро двинулась вперед и скоро исчезла за высоким забором трегубовского сада. Пересветов подождал несколько минут и затем тихонько возвратился к себе спальню и лег на постель. Внезапно возбуждение покинуло его, и он почувствовал себя слабым и разбитыми. Одну минуту ему даже не хотелось идти. Желание поспокойнее лечь и заснуть овладело им всецело. Но вялость его исчезла, лишь только он услышал бой часов. Часы пробили десять, и их звон сразу возбудил его, как труба возбуждает солдата. Теперь можно было идти. Пересветов тихо поднялся с постели и в одних носках осторожно прошел к кухне. У двери он остановился и стал слушать, затаив дыхание. Аннушка спала, жевала впросонках губами и порою громко всхрапывала. Это успокоило Пересветова. Он возвратился в спальню и в полутьме стал одеваться. Он надел высокие сапоги, черный люстриновый пиджак и черную фуражку. Одну минуту он простоял в нерешительности перед стеной, где висел на гвозде его охотничий нож. Он хотел положить его на всякий случай к себе в карман и даже протянул было руку, но внезапно передумал, махнул рукою и вышел из спальни. Стараясь ступать как можно тише, он домом прошел в сад, достал там у плетня из-под груды листьев стамеску и спрятал ее в карман. Несколько минут он простоял после этого как бы в глубокой задумчивости, а затем поспешно перелез через плетень и очутился в поле. Он огляделся по сторонам. В поле не было ни души. Трегубовская усадьба была погружена во мрак. Только у перевоза низко, на самой земле, как светящийся червячок, шевелился огонек. Где-то далеко протявкала собака. В пойме крякнула утка и смолкла.
Пересветов молча двинулся пустынным полем с громко бьющимся сердцем. Крупные здания трегубовской усадьбы белели своими стенами и походили во мраке на пасущееся в поле стадо. Пересветов свернул с дороги на межу. Внезапно ему почудился грохот телеги; он присел на меже и стал глядеть. На дороге показалась телега с буланой лошадью в оглоблях. Оглобли были очень коротки, телега то и дело набегала на лошадь и толкала ее в зад; можно было подумать, что не лошадь везет телегу, а телега ее. В телеге сидел мужик. Пересветов увидел его похожий на взведенный курок нос и сразу узнал в нем Трофима, того самого, у которого он недавно купил колеса. Трофим дергал вожжами, чмокал губами и говорил сам с собой:
— Он, грит, уступи за три с полтиной, а я нет, шалишь! Он грит, в Аляшине дешево. Дешево, так покупай. А мне что? Аляшинцы — воры, аляшинцы из воровского леса делают, а у меня покупной! Аляшинцы мне не указ! Вот что!
Пересветов сидел, спрятавшись за высокою стеною ржи, и пережидал, пока телега не скрылась во мраке. И тогда он снова двинулся вперед. Скоро он был уже у калитки. Тихохонько он растворил ее и вошел в сад. Там он спрятался в кусты сирени, с тем расчетом, чтоб ему было видно окно кабинета, и стал ждать. Окно было затворено и, следовательно, идти ему было еще рано. Он пощупал в кармане стамеску и уселся поудобней, не спуская глаз с окна. В саду было тихо, невозмутимо тихо, и это придавало еще большую жуткость настроению Пересветова. И вдруг внезапная мысль обожгла Пересветова. Что если Трегубов на эту ночь перепрятал деньги в другое место? Он взломает стол, и там пусто. Это было бы ужасно!
Пересветова забило как в лихорадке.
Но тут окно кабинета
X
Пересветов долго молча глядел на распростертого на полу Трегубова. Затем он бессильно опустился на диван. Рядом с диваном стоял стул, на котором лежала крошечная кольтовская магазинка. В окно кабинета заглянул месяц, и ее вороненый ствол блеснул под его лучом. Пересветов сидел и неподвижно глядел перед собою. Волнение его ушло, возбуждение упало, и он сидел с бледным лицом, весь усталый и разбитый, с немощью во всех членах. Он чувствовал внутри себя пустоту, точно из него все вынули, и вдруг Пересветов услышал шаги. Уже по этим осторожным шагам сразу было слышно, что робко кравшийся человек весь дрожал от волнения и страха, так что ноги приплясывали на полу. Пересветов поднял глаза. В кабинет осторожно вошла, содрогаясь всем телом, Настасья Петровна. Она уже была одета, ее глаза, широко раскрытые и потемневшие, остановились на лице мужа. Тот безмолвно указал ей глазами на неподвижно распростертый труп Трегубова. Она присела рядом с мужем на диван, прижимая обе руки к подбородку и вздрагивая коленями. Несколько минут они молчали. В комнате царила невозмутимая тишина. Где-то в соседней комнате часы пробили двенадцать; их бой внезапно точно вывел из сна и оцепенения Пересветова. Он поднялся на ноги, полный нервного возбуждения и острой энергии. «Раз „это” сделано, — подумал он, — надо прятать концы». Мозг его работал с удивительной силой и напряженностью. Пересветов подошел к Трегубову и стал тихо приподымать его за плечи.
— Бери за ноги, — шепнул он жене.
Та стремглав ринулась на помощь к мужу. Возбуждение мужа точно передалось и ей, как электрический ток. Осторожно она стала приподнимать труп за ноги.
— Неси к окну, — шептал муж или, вернее, не шептал, а только шевелил губами. Но жена понимала его. Как два животных, они могли разговаривать теперь взглядами и жестами. Ступая как можно тише, они принесли труп к окну, задевая то и дело им за стол и стулья. Со всевозможными предосторожностями они протащили труп в окошко и понесли его садом под изволок к реке Калдаису. Порою они останавливались на мгновенье и затем снова продолжали свой путь. Наконец, они уже были на берегу. Калдаис лениво плескал в берега и весь дымился легким паром, как загнанное животное. Пересветовы понесли труп вверх по течению, туда, где Калдаис вырыл себе у низкой и мягкой кручи глубокий омут. Здесь, на берегу, они опустили труп. Пересветов стал стаскивать с него бархатный халат, протаскивая окоченевшие руки трупа сквозь узкие рукава.
— Камни, — прошептал Пересветов жене.
Та поняла его с полслова и бросилась собирать на берегу вырытые вешней водой камни. По два, по три она приносила их мужу. Все ее движения были быстры, резки и беззвучны. Так движется чующее опасность животное. Наконец, камни были собраны ею в достаточном количестве. Пересветов, превратив халат в мешок, наполнил его камнями и подвязал его к ногам Трегубова золотым шнурком халата. Затем они оба стали осторожно спускать труп с низкой кручи в реку вниз головой. Трегубов тихо пошел ко дну. С минуту они чего-то ждали и глядели на реку. Калдаис дымился. Кругом было тихо, как в гробу. Кажется, это их успокоило, и они, вымыв выпачканные тиной руки, поспешно пошли к окну кабинета. Там по-прежнему было тихо. Пересветовой нужно было принести из боковой комнатки плед и подушку и бросить их в кабинете на диван у того стула, на котором лежала кольтовская магазинка. Проворно и тихо, как кошка, она влезла в окно кабинета. Через минуту и плед и подушка были уже на диване. После этого они оба отправились в лес прятать деньги. Лес был расположен всего в полуверсте от усадьбы Трегубова, и через несколько минут они уже были там. Спрятать деньги в ящик и опустить его в приготовленную заранее яму было для них делом одной минуты. Ящик исчез под землей, запорошенной старыми листьями, в двух шагах от высокого, расщепленного грозой, дуба. Старый дуб остался сторожить деньги Трегубова, а они поспешно двинулись вон из леса.