Прочитай меня
Шрифт:
Проходя мимо нашего столика, она бросает на меня умоляющий взгляд. Если они вскоре не вернутся, мне придется отправиться на помощь, хотя понятия не имею, что могу сделать.
– Ты раньше бывала на аукционах? – Егор не отстает от меня. Придвинувшись ближе, пытается привлечь мое внимание и завести светскую беседу. После нашей стычки он изменился, потеплел, что ли. Но это не значит, что я собираюсь с ним болтать, не после его злобных выпадов. – Аль!? Я задал вопрос. Ты раньше бывала на аукционах?
– Гм, –
– На каких? Благотворительных?
– Гм.
– А сегодня будешь участвовать в торгах?
– Гм.
Мать Никиты стоит в дверях, всплескивает руками и что-то возбужденно говорит. Наверное, мне следует присоединиться, но ноги отказываются подчиняться. Мне, как и Егору, очень хорошо без Никиты.
– Потратишь миллионы?
Я почти не слушаю Егора, поэтому отвечаю очередным «гм».
– Или триллионы?
– Гм.
Мать Никиты хватается за косяк, обнимает себя свободной рукой. Как и отец Никиты, она кажется больной, хрупкой. Не сомневаюсь, что в их отношениях все не так однозначно, особенно если Никите навязывают брак с Изабеллой. Как же я сожалею, что ввязалась в их проблемы!
– Какой лот тебя заинтересовал?
– Гм.
– Мне он тоже понравился. Красивая вещь.
– Гм.
– А мне еще нравится сорок второй лот. Бутерброд с колбасой и сыром, вещь исторической ценности.
– Гм.
Я полуосознанно слышу, что Егор порет чушь, но мне не до него. Мать Никиты хватается за голову, горестно качает ею из стороны в сторону, и эта немая сцена магнитом притягивает мой взгляд. Я вляпалась в центр семейного горя. Проблемы с бизнесом, стареющий больной отец, никчемный сын и страдающая мать.
– Я недавно женился.
– Гм.
– Очень пышная свадьба была. Семьсот гостей.
– Гм.
– Нет, не семьсот. Тысяча семьсот.
– Гм.
– Жена красавица.
– Гм.
– Она жираф и спит на дереве.
– Гм.
– Все с тобой понятно. Как всегда, ты не слушаешь никого, кроме Королева! – раздраженно заключает Егор и отодвигается в сторону. – Аль, вот скажи, почему ты такая слепая? Всегда была и до сих пор такой осталась. Он же кобель, эгоист и пьяница. Как можно такого любить, объясни мне, непонятливому! Знаешь, почему его мать убивается? Он наверняка учинил очередной беспредел, и охрана грозится вышвырнуть его и вызвать полицию. Ты думала, куда он ушел? В библиотеку? В прошлый раз охрана поймала его с девицей за экспонатом, за большой лошадью…
Егор осекается, хмуро дергает бровями. Не иначе как волнуется, что эта информация меня расстроит. Как будто я не заметила, что брюнетка выскользнула из-за стола вскоре после Никиты!
– Троянской! – Вдруг становится смешно.
– Что?
– Лошадь, наверное, троянская, если они в ней прятались.
– Не в ней, а за ней. – Егор интерпретирует мой смех по-своему. Думает, что я смеюсь над ним, над его рассказами. Что не поверю ему и не стану слушать, потому что слепо предана Никите. – Мое дело предупредить! – Насупившись, сжимает губы в бледную линию.
– А мое дело – быть слепой, – соглашаюсь примирительно. Я не собираюсь с ним спорить и ругаться тоже.
Внезапно Егор оборачивается и поднимает руку. Когда до меня доходит, что он делает, остается только покачать головой. Егор выиграл лот, над которым мы смеялись, – картину с фиолетовыми квадратами.
– Картина твоя, – говорит.
– За что ты меня так? – посмеиваюсь, однако не скрою, я впечатлена, хотя и толком не знаю чем.
– Ты сказала ее купить.
– Ты сделаешь все, что я скажу?
Егор делает глоток воды. Его лицо серьезное, строгое, как будто он раздумывает над моим вопросом. Потом смотрит на меня над краем бокала.
– Ни в коем случае! – говорит с нажимом. – Но картина твоя.
– Спасибо, но она не поместится в мою квартиру. Подари ее своей жене-жирафу.
– Значит, ты все-таки меня слушала?
– Ты с детства болтаешь всякие глупости, поэтому я слушаю тебя вполуха.
– Зараза ты!
– Ага, а ты типа дар небес. Откуда у тебя деньги на картину? Сам работаешь или тоже отцовскими деньгами разбрасываешься? – Это моя маленькая месть, но я улыбаюсь, потому что, не скрою, мне приятно болтать с Егором. Намного приятнее, чем слушать комплименты от Никиты.
Егор отвечает не сразу. Что-то в моих словах задело его, и он хмурится. Потом говорит, глядя на сцену.
– Не притворяйся, что я тебе интересен.
Пожав плечами, беру сумочку и поднимаюсь на ноги. Не получится у нас светской беседы, и не надо. Остался последний лот, аукцион почти закончен, а значит, и мои мучения тоже. Найду Никиту и, как только поговорим с мэром, исчезну, как и положено Золушке. Хоть в этот раз уйду красиво.
Единственное, что не хочется оставлять на этом вечере, так это вкуснейший торт с шоколадным и ванильным кремом. Я съела шоколад сверху, и от этого на языке осталась божественная сладость. А остальное – горечь с привкусом стыда. Нет разочарования сильнее, чем получить желаемое и обнаружить свою ошибку.
Около бара застаю неприятную сцену в самом разгаре. Бармен прижимает лед к скуле и возмущается, вокруг на полу разбитые бутылки и воняющая лужа алкоголя. Седовласый мужчина во фраке грозит заявить в полицию и позвонить в газеты. Королев-старший предлагает ему баснословные суммы в качестве компенсации, а мать Никиты плачет.
Виновника торжества и след простыл.
– Где он? – тихо спрашиваю, и мать пожимает плечами. Смотрит на меня с неприязнью, словно обвиняя в исчезновении сына.