Продавцы Мечтаний
Шрифт:
– Пошли. Только вперёд не лезь.
– Вот на это и не надейся, - хмыкнул я.
Поколдовав какое-то время над замком, но ничего не добившись, Корвел выпустил в стеклянную дверь очередь из автомата. В ночной тишине звук был оглушительным. Я зашипел на него, чтобы вёл себя тише, но он лишь захихикал. Кажется, Продавец мечтаний был уверен, что его выстрелы не привлекут никакого внимания. Поразмыслив и прикинув расстояние до центра города, я понял, что топать нам, скорее всего, ещё до следующего вечера, и мысленно обозвал себя идиотом. А после и Корвела, который предпочитал бродить по темноте, хотя у самого был фонарик. Впрочем, нас могли поджидать на подходе, а светящийся фонарь ночью - отличная мишень.
Мы прошли по обширному вестибюлю и, следуя указаниям стрелок, начали спускаться в подвал. Миновав две таблички "Вход воспрещён!", два коридора и три лестничных площадки, мы оказались у мощной железной двери, назначение которой я понял сразу. Слишком уж походило на бомбоубежище.
– Это ядерное бомбоубежище, - подтвердил мою догадку Корвел.
– Оно многоуровневое, но мы слишком глубоко спускаться не будем. Да, думаю, оно и не понадобится.
Он явно знал, что делать. Набрал какой-то код на всё ещё работающем магнитном замке, потом отвернул ручку, и дверь раскрылась.
Первое, что я почувствовал, это смрад. Его сложно описать. Чудовищный, тяжёлый, он выбивал слёзы и вызывал тошноту. Так будто в замкнутом непроветриваемом помещении сгнили сотни, а то и тысячи...
Я тяжело сел на пол.
– Закрой дверь, - буквально простонал я сдавленным голосом. Глаза слезились, горло сдавила тошнота.
– Понял?
– хихикнул Корвел.
– Ничего, это ещё цветочки.
– Он закрыл дверь.
– Пошли повыше.
Мы поднялись на первый этаж. Корвел напился из фляжки и благодушно предложил воду мне. Когда я закончил, он допил остатки и выбросил фляжку.
– Покурим?
– Угу...
Мы закурили. Мой спутник курил торопливо, делая частые мелкие затяжки. Нет, он не выглядел испуганным или шокированным, хотя испытать шок было можно, даже зная о том, что в этом подвале. Скорее всего, на него повлиял только запах.
– План был проще простого, - сказал Корвел, закуривая вторую сигарету. А я уж было решил, что он не расскажет о том, что здесь произошло. Зря, значит, надеялся.
– Дать ядерную тревогу, загнать большую часть бунтующего населения в подвалы, а после отрубить в убежищах внешнюю вентиляцию, которая отрубается только в случае реального ядерного удара, а во внутреннюю пустить газ. Простые планы хорошо работают.
– Он на миг замолчал, будто раздумывая.
– Это грязная и плохая смерть. И так умерли десятки миллионов человек. Я помню.
Я тогда был ещё сопляком вроде тебя. Я знал, что я сильнейший мира сего, но мне нравилось ходить на митинги и швырять в жандармов камни и бутылки с горящей смесью. Я знал, что это затеял брат Владыки, но мне просто нравился процесс. Тем более, я был в курсе, что в случае ареста меня обязательно отмажут, а чувство опасности... Ну, ты и сам знаешь, что это такое. Тогда уже порядком пахло жареным - погромы, мародёрство, убийства, изнасилования, массовые драки... Для усмирения бунтов к столице шла гвардия, единственная часть регулярной армии, что ещё не полностью вышла из-под контроля и пыталась сохранять хоть какое-то подобие порядка. Впрочем, и у этих ребят потери превышали тридцать процентов, за счёт дезертиров в основном. Это было смешно. Напоминало человека, который залатывает бреши в уже утонувшей лодке. Да и сам он уже к этому времени утонул.
Когда дали тревогу, я участвовал в самом большом шествии за свободу. Конечно же, к тому времени оно уже превратилось в бойню. Не знаю, кто первым открыл огонь, наши или жандармы. Знаю, что улицы буквально тонули в крови. На моих глазах убили троих моих друзей из университета. И Найю. Мы с ней не трахались, хотя могли бы. Были друзьями. Пока. Я подумывал на ней жениться, понимая, что другую такую не найду никогда. Ей оторвало гранатой руки, а вместо лица и груди было сплошное месиво из мяса, костей и грязи. Дура, она заслонила меня. А может, просто хотела убежать. Кто знает. Потом я делал это со всеми своими жёнами. И это было справедливо, все они были хуже Найи.
Когда Найя погибла, я впервые перепугался до усрачки. Понял, что меня никто не отмажет. Что смерть - это насовсем, и никакая возможность предугадывать будущее на тридцать секунд вперёд мне не поможет, потому что смерть была везде. Тогда я побежал. Не знаю, куда. Топтал кого-то, в кого-то стрелял из подобранного по дороге пистолета. Нас почти заперли два батальона полиции. Началась тотальная резня. Мы одурели от страха, а жандармы одурели от крови и безнаказанности.
И тут прозвучала тревога. И все будто отрезвели. Или, скорее, опьянели, но то было уже другое опьянение. Все побросали оружие и бросили бежать в убежища. Началась давка. Не знаю, сколько людей тогда подавили, меня, как ты видишь, среди них не было. Я сидел на балконе третьего этажа и орал на всех. Я не верил, что Владыка даст использовать ядерное оружие, чувствовал какую-то ловушку, шестое чувство у меня будь здоров. Но меня никто не слушал. И очень скоро я остался практически один.
Остались лишь брошенные машины и несколько идиотов вроде меня. Но они начали мародёрствовать, а я пошёл к бункерам, чувствуя, что что-то не то. К счастью, мои тридцать секунд меня не подвели. Я увидел горы трупов. Они умерли тихо, мгновенно. Газ куда тяжелее воздуха, и он быстро оседал в бункерах. Почти вся столица погибла. Все предместья. Все, кто были в других городах.
А потом разразилась бойня в предместьях столицы. Других путей к восстановлению порядка оставшиеся гвардейцы не видели. Но озверевшего народа с вооружёнными дезертирами было куда больше. Гвардию и её соратников раздавили, а оставшихся Владыка успокоил ковровыми бомбардировками. И это было правильно. Так выжил хоть кто-то...
– Корвел нервно хихикнул, но теперь в его идиотском смехе читалось чёрное отчаянье.
– Я шёл пешком четыре дня, пока меня не нашли люди отца. По пустой столице, в которой оголодавшие собаки, вчерашние домашние любимцы, обгладывали кости своих бывших хозяев. По предместьям, сухим и жарким от раскалённого железа. Отец сказал, что я повредился в уме, и я был с ним согласен. Посттравматический синдром, слыхал про такую штуку? Мне хватило мозгов не проводить свои эксперименты до тех пор, пока он не умер. Хотя мне хотелось.
И вот я вернулся сюда. Целый и невредимый. Практически... Знающий, что уж теперь-то мне можно творить всё, что заблагорассудится. Но то, чего я хочу, я уже никогда не сделаю. Владыку я не выпотрошу. Найю не верну. Но счастье не бывает полным, это я хорошо знаю.
Почему же сюда не ходят выжившие... А они ходили. Открывали бункеры, заходили туда. И дохли. А то и выпускали заразу - каким бы тяжёлым не был газ, запуск вентиляции при попутном ветре ничего хорошего не принесёт. Сейчас-то всё нормально, газ на самом дне, плещется над бетонным полом... Но люди сюда больше не ходят. Боятся Тихой смерти.
– Корвел хихикнул уже практически по-старому и поднялся с пола.
– Что-то я расчувствовался. Ну, ничего, ты так долго не проживёшь, чтобы рассказать это хоть кому-то. А мне теперь просто нравится убивать.
Я угрюмо кивнул и тоже поднялся.
Мы вышли на улицу. Немного посветлело: поднялась луна. Пусть она и была порядком ущербной, дорогу различать стало куда проще.
Впрочем, далеко мы не ушли. У Корвела на поясе что-то пикнуло и загорелось красным.
– У нас гости, - оскалился Продавец мечтаний. Он взял прибор в руки буквально в тот же миг как раздался писк. И уж точно не выглядел удивлённым.
– Четверо. В четырёх километрах отсюда.
– Он сплюнул на землю и выругался.
– Долго с тобой проболтались, а то я такое место для засады нашёл... Но здесь немногим хуже.
– На губы Корвела выползла улыбка.
– Убивать беззащитных неинтересно. А вот сегодня будет веселье.