Продавец сладостей. Рассказы. «В следующее воскресенье». «Боги, демоны и другие»
Шрифт:
От запаха цветов, священного костра и гирлянд из жасмина, от надетых на него кружев и дорогих шелков, от шороха новых сари, в которых, словно видение, появлялась его жена, у него захватывало дыхание. Голос у нее оказался не такой грубый, как когда она пела под звуки аккордеона; ее улыбка, голос и смех были прелестны, и, если им случалось остаться вдвоем, она говорила с ним робко и сдержанно. В доме, битком набитом родственниками и гостями, это удавалось нечасто; присутствие стольких гостей тяготило и раздражало его. Стоило ему улучить свободную минуту и заговорить с молодой женой, как к ним обязательно подходил кто-нибудь и говорил:
— Ну, ладно, ладно, хватит… Нечего
Такие шутки были обычными для всякой свадьбы, но Джаган страдал, чувствовал себя мучеником и думал о том, насколько все было бы лучше, если бы вокруг было меньше родных и друзей. Шум, звуки барабанов и флейт, шутки и угощение — все это продолжалось три дня, а в завершение фотограф усадил всех большой группой с новобрачными посредине. В целом торжества прошли благополучно, хотя качество кофе, присланного в дом жениха родителями невесты, вызвало критику, а один из дядюшек Джагана, человек очень старый, пригрозил уехать со свадьбы.
В ночь свадебного пира возникло еще одно осложнение. Человеку, занимавшему самое высокое место на лестнице семейной иерархии (это был двоюродный брат отца Джагана, семидесятипятилетний старик, специально приехавший на свадьбу из Берхампора), дали разорванный банановый лист для еды и усадили среди детей, тогда как ему полагалось место в первом ряду. Это грозило крупным скандалом, но отец невесты при всех признал свою ошибку и извинился, и все было забыто.
Все женщины из семейства жениха очень взволновались, когда узнали, что в невестином приданом не оказалось обещанного золотого пояса, который значился в первом списке драгоценностей. Городской ювелир задержал заказ, а когда наконец он его привез, выяснилось, что пояс сделан не из одной золотой пластины, а из множества звеньев, соединенных между собой шелковой нитью. Женщины сочли это откровенным обманом.
— Экономят на золоте! — сердито кричали они.
Они могли бы и вовсе прервать свадебную церемонию, но Джагану был неприятен весь этот шум из-за пояса, и он объяснил матери:
— Это же последняя мода, сейчас девушки не носят массивные золотые вещи. Они слишком тяжелые.
Тут все набросились на него, говорили, что он уже попал под каблук и что в его лице семья невесты приобрела дарового защитника. Даже брат отвел его в сторону и сказал:
— Ты что-то слишком скоро поглупел. Оставил бы все это женщинам. Пусть себе решают как хотят…
На что Джаган храбро ответил:
— А что они напали на мою жену? Бедняжка, она…
Услышав эту клятву верности, брат отвернулся от него с кислой улыбкой.
— Ты одержимый, что с тобой разговаривать, — сказал он уходя.
Джагану дали комнату в средней части дома. Когда он и его жена закрыли за собой дверь, они очутились в своем особом мире, в центре которого стояла массивная кровать под балдахином. Во время последних переговоров отец Джагана настоял, чтобы комната новобрачных была обставлена должным образом за счет семьи невесты. В одном углу был устроен кабинет (Джагану еще предстояло сдавать экзамены). Когда они оставались одни, Джаган не выпускал жену из объятий. Он потерял счет дням. Колледж ему только мешал, он уходил с занятий и тайком проникал к себе в комнату. Он провалил все экзамены, вынудив своего отца сказать, что для того, чтобы Джаган получил диплом, нужно отправить Амбику к ее родителям по крайней мере на шесть месяцев. Дома Джаган не сидел больше с сестрой, матерью или братом, как раньше, а запирался у себя и ждал прихода жены. В большом
Отец сурово бранил его за равнодушие к занятиям. А мать то и дело повторяла:
— Сын остается сыном, только пока нет жены.
Ей было обидно, что он не может найти времени для остальных членов семьи. Младшая сестра говорила:
— Кто ты, незнакомец? Мы уже забыли, как ты выглядишь.
Сама Амбика часто просила:
— Пожалуйста, не ставь меня в неловкое положение. Сделай хотя бы вид, что остальные тебя интересуют.
А старший брат отвел его однажды в сад и сказал:
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я сам через это прошел. Но если ты проводишь четыре часа в спальной, проводи иногда хотя бы час с семьей. Иначе к тебе дома будут плохо относиться.
Так получилось, что в семье на Джагана стали смотреть косо, но он ничего не замечал: он упивался супружеской жизнью. Позже, когда у жены все еще не было ребенка и среди родных начались пересуды, Джаган сказал жене:
— Жаль, что они не могут увидеть нас сейчас через дверь. Тогда бы они перестали судачить.
Несмотря на все его хвастовство, доказательств его мужественности все не было. Они уже были женаты около десяти лет, он много раз проваливался на экзаменах и все никак не мог сдать на бакалавра, а надежд на ребенка все не появлялось. Брат переехал на улицу Виная-ка, вместе с ним переехала и вся его семья — теперь их там была целая куча. Сестра вышла замуж и уехала к мужу. Большой дом затих, и все начали замечать, как пусто в нем теперь стало. Мать Джагана ворчала, что в доме нет детей — это был еще один повод корить невестку. Когда она уставала от мытья полов, она начинала бормотать:
— Только одно от девушки и требуется, чтобы она принесла в дом детей, как все нормальные люди. Никто не требует от нее серебра или золота, пусть себе обманывают с золотым поясом. Но почему она не может родить, как миллионы других женщин на свете?
Все это предназначалось для ушей невестки, которая тут же скребла пол. Невестка продолжала скрести, не говоря ни слова, но стоило двери их комнаты закрыться за нею на ночь, как она напускалась на Джагана. Порой она относилась ко всему этому как к шутке. Он сидел над своими учебниками, а она присаживалась на край стола и, болтая ногами, говорила:
— Знаешь, я теперь боюсь месячных. Опять они начнут говорить…
— А почему бы тебе не притвориться, что у тебя ничего нет? Теперь многие девушки так делают.
Но это было легкомысленное предложение. В доме со старинным укладом, со всеми его молельнями и богами, женщина во время менструации не должна была соприкасаться ни с кем, так как вокруг нее возникало магнетическое кольцо осквернения. Три дня она ела в самом дальнем углу и не должна была ходить по дому. Джаган очень сердился и кричал: