Продажная шкура

Батчер Джим

— Правь по компасу рядом со штурвалом. На один-два градуса южнее востока, и окликни меня, как только увидишь остров.

— Есть окликнуть!

Уилл, сощурившись, покосился на Молли, потом на меня:

— «Есть»? «Окликнуть»?

Я презрительно тряхнул головой.

— Сухопутные крысы. Пойду, ухо придавлю, или как там это называется. Черт знает сколько не спал.

— Ступай, Гарри, — сказала Джорджия. — Мы тебя разбудим, если что.

Я кивнул, спустился в каюту, повалился на свободную койку и сразу же вырубился.

Спустя две секунды кто-то тряхнул

меня за плечо.

— Пшли вон, — сказал я.

— Извини, Гарри, — произнес Уилл. — Мы на месте.

Я произнес несколько необдуманных грубостей, потом немного включился и открыл глаза, что, как известно, в процессе просыпания самое сложное. Потом сел, и Уилл, покосившись на лежавшего в отключке Моргана, поднялся из каюты обратно на палубу. Я посидел немного, пока во рту царил такой вкус, словно в него вылили пару ложек политуры. Мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы опознать звук, которого прежде не было.

Дождь.

Стук дождевых капель по настилу палубы и крыше рубки.

Я выбрался на палубу, не опасаясь, что дождь испортит мой кожаный плащ. Одним из положительных последствий до боли сложного и утомительного ритуала, с помощью которого я заговаривал свой плащ, стало то, что он у меня теперь не только пуленепробиваемый, но и непромокаемый, да и не пачкается почти. И при этом дышит. Посмотрел бы я, как Берман или Уилсон добились бы такого результата.

Клянусь задницей, технологии у меня чертовски продвинутые.

Я вскарабкался на мостик, поглядывая при этом вверх. Низкие серые тучи обложили весь небосклон, и дождь шел не проливной, но ровный, какие случаются надолго. В чикагское лето таких почти не бывает — обычно они налетают грозами и уносятся дальше. Жара почти не спала, в результате чего воздух, казалось, сгустился до такой степени, что в нем почти можно было плавать.

Я отобрал у Молли штурвал, сориентировался по компасу и по острову, до которого оставалось несколько минут хода, и громко зевнул.

— Что ж. Так, конечно, будет неприятнее.

— Что, дождь? — спросила Молли, возвращая мне пентаграмму.

Я нацепил ее на шею и кивнул.

— Я собирался подождать с высадкой почти до темноты.

— Зачем?

— По большей части затем, что только что вызвал Совет Старейшин на драку. Здесь, на закате.

Молли поперхнулась жевательной резинкой.

Я не обратил на нее внимания.

— Я не хочу облегчать им задачу. Да, и еще я договорился со Страшилой обменять Томаса на Моргана. Правда, пока ему еще не сообщили, где это должно произойти. Иначе, боюсь, он смошенничал бы и заявился сюда до срока. Он производит впечатление ненадежного типа.

Молли не заметила камешка в свой огород, а может, ей хватило ума не показать вида.

— Вы сменяете Моргана на Томаса?

— Нет. Я просто хочу выманить Страшилу сюда, и чтобы Томас был при нем целый и невредимый — тогда Белая Коллегия сможет его отбить.

Молли потрясенно уставилась на меня.

— И Белая Коллегия тоже?

Я самодовольно кивнул:

— В конце концов, они в этом тоже заинтересованы.

— Э… — пробормотала она. —

А почему вы думаете, что Совет Старейшин откликнется на ваш вызов?

— Потому что я сказал им, что представлю им информатора, который даст показания насчет того, кто же на самом деле убил Ла Фортье.

— У вас кто-то такой есть?

Я улыбнулся ей:

— Нет.

Несколько секунд она задумчиво смотрела на меня.

— Но убийца этого не знает, — произнесла она наконец.

Улыбка моя сделалась шире.

— Конечно, нет, мисс Карпентер. Он не знает. Я сделал так, что о моем вызове Совету Старейшин известно почти всем в Эдинбурге. Если существует хоть малейший шанс того, что такой информатор у меня имеется, у него нет иного выбора, кроме как показаться здесь. Что, кстати, станет еще и серьезным доказательством существования Черного Совета.

Она сдвинула золотые брови.

— А что, если шанса на существование такого информатора нет?

— Детка, — фыркнул я. — Шайки подобных типов — ну, тех, кто подставляет, предает и убивает, — они делают то, что делают, потому что любят власть. А когда люди, которые любят власть, собраны вместе, они все до единого протягивают одной рукой дары, а в другой сжимают за спиной кинжал. Они воспринимают незащищенную спину как приглашение воткнуть этот кинжал в нее, да поглубже. Шансы на то, что в этой группе не найдется ни одного, кто не усомнится и не попытается поторговаться с Советом ради личной выгоды, не то что равны нулю — они еще меньше.

Молли озабоченно покусала губу.

— Получается… он… или она позовет на помощь весь свой Черный Совет?

Я мотнул головой.

— Мне кажется, все это происходит потому, что убийца где-то оступился, случайно открывшись Ла Фортье. Ему пришлось убрать свидетеля, но при всех принятых в Эдинбурге мерах безопасности у него имелся большой шанс напортачить и в этом. Все, что он предпринимал позже, так или иначе пошло наперекосяк, поскольку делалось от отчаяния. Мне кажется, если Черный Совет узнает, что их крот так облажался, они сами первыми убьют его, чтобы он не вывел на них. — Я покосился на мрачную громаду Духоприюта. — Так что его единственный шанс — обрубить все нити, что могли бы вести к нему. Он будет здесь сегодня, Молли. И ему необходимопобедить. Терять ему нечего.

— Но вы согнали всехдо единого в ограниченном пространстве, — заметила Молли. — Это какая же мясорубка получится.

— Скороварка, падаван, — кивнул я. — Приготовление пищи под давлением. Наш преступник уже в достаточно отчаянном положении, чтобы действовать второпях и допускать ошибки. Особенно ту, когда он слишком увлекся и обвинил в смерти Ла Фортье еще и Белую Коллегию.

Молли задумчиво заглянула за борт, на плещущую воду.

— Значит, вы свели его в ограниченном пространстве с двумя могущественными группами, желающими его убить. Но… это же самый страшный кошмар для него — если в результате его действий союз Белой Коллегии с чародеями станет еще крепче. Уж против обоих ему не выстоять?