Проделки дядюшки Дэнба(Тибетское народное творчество)
Шрифт:
Как-то утром, когда девушка умывалась в холодном роднике возле дома, с ее руки соскользнуло в прозрачную воду серебряное запястье невиданной чеканной работы — дорогой подарок Джаси Дордэ.
— Ты, негодная девчонка, украла мое запястье! — закричала мачеха и бросилась его отнимать.
— Это подарок моего лучшего друга Джаси Дордэ, — смело ответила Цюмэй Раму, — и я никому его не отдам!
«Джаси Дордэ! Тот самый смельчак и красавец, о котором столько говорят! И он полюбил не меня, а эту мерзкую девчонку, — подумала
На зорьке, когда падчерица ушла со стадом на берег реки, злая мачеха позвала слугу и приказала ему:
— В этом колчане две отравленные стрелы. Пойдешь на берег реки и выпустишь одну стрелу в Цюмэй Раму, а другую — в Джаси Дордэ.
Слуга покорно принял из рук госпожи смертоносное оружие и отправился к реке.
Но едва он увидел влюбленных, его сердце забилось, и колчан упал на землю. Достал слуга стрелы, надкусил свой палец и выдавил по капельке крови на каждую.
— Выполнил твою волю, госпожа, — сказал, возвратясь домой, слуга. — На стрелах осталась кровь твоих врагов.
Обрадовалась злая мачеха и велела позвать гадалку.
— Скажи, есть ли женщина красивее меня?
— Твоя падчерица, госпожа, красивее тебя, красивее всех на свете.
«Как так? — покраснела от злости мачеха. — Презренный слуга обманул меня! Велю и его казнить!»
На другой день кликнула она своего сына.
— В этом колчане две отравленные стрелы. Пойдешь на берег и выпустишь одну стрелу в Цюмэй Раму, а другую — в Джаси Дордэ.
— Не смею ослушаться воли матушки, — сказал сын.
Но стоило ему увидеть влюбленных, как руки у него опустились, и колчан упал на землю.
«Я такой же молодой, как они, — подумал юноша, — могу ли я убить невинных людей?»
Он выпустил одну стрелу в ворона, а другую — в филина, обмазал кровью птиц стрелы и пошел домой.
— Выполнил твою волю, мать, — сказал сын и достал окровавленные стрелы.
Обрадовалась злая женщина и велела позвать гадалку.
— Скажи, есть на свете женщина красивее меня?
— Твоя падчерица, госпожа, красивее тебя, красивее всех на свете.
«Проклятье! И собственный сын обманул меня! Велю запороть его плетьми!»
На третий день, когда Цюмэй Раму ушла со своим стадом к реке, злая мачеха схватила лук, стрелы и бросилась вдогонку. Первой стрелой она ранила в ногу Джаси Дордэ, но убить юную Цюмэй Раму ей не удалось: тетива со звоном лопнула.
Пуще прежнего рассвирепела мачеха и, что было сил, припустилась домой — новый лук искать. А Цюмэй Раму тем временем переплыла реку и стала ухаживать за раненым возлюбленным.
— Нас никто с тобой не может разлучить, — успокаивала она Джаси Дордэ.
— Да, — отвечал он со слабой улыбкой. — Мы всегда будем вместе. Но сейчас ты должна вернуться домой. Если люди моего племени увидят тебя — нам обоим будет худо. Иди, а я поползу к своей палатке и выпью целебную травяную настойку. Если завтра ты заметишь белые облака над моим жильем — значит, я спасен. Если черные тучи закроют небосвод, тогда…
В слезах провела Цюмэй Раму остаток дня и ночь. А на зорьке, когда она погнала стадо к реке, из-за дальних гор вдруг показались мрачные тучи. Они надвигались быстро, неотвратимо, неся с собой страшную весть о смерти Джаси Дордэ. Над горными кручами закружили орлы.
Затуманились карие глаза юной горянки, глухие рыдания вырвались из ее груди. Замолкли детский смех, веселые песни молодежи. В монастыре забили в барабаны монахи. Три дня перед статуей золотого Будды читали они заклинания. Три дня плакали родные и близкие Джаси Дордэ. На четвертый день в центре селения был разложен большой костер: по древнему тибетскому обычаю тело умершего от яда должно быть предано огню.
В назначенный час все племя с южного берега собралось на площади. Люди стояли понурившись, в скорбном молчании. Только невнятное бормотание монахов да треск сухого валежника нарушали гробовую тишину.
Никто не заметил, как юная Цюмэй Раму протиснулась сквозь толпу. Она подошла к самому костру, где лежало тело возлюбленного, и громко крикнула:
— Смотрите все! Ничего не было сильнее нашей любви! Ничто не может разлучить нас: ни злые люди, ни вода, ни огонь. Смотрите, люди! — И с этими словами Цюмэй Раму бросилась в бушующее пламя.
Когда отец и злая мачеха узнали об этом, на том месте, где пылал костер, остался лишь пепел. «Пусть и после смерти их души живут отдельно», — решила про себя злая мачеха и спросила мужа:
— Чего больше всего боялась Цюмэй Раму?
— Зеленой жабы, — ответил убитый горем отец.
— А чего боялся твой сын? — спросила она у отца Джаси Дордэ.
— Мой сын был храбр. Ничто не могло его устрашить. Он только ненавидел ядовитых змей.
Злая мачеха позвала слугу и велела ему поймать зеленую жабу и ядовитую змею и бросить их в пепел. Как только приказание было выполнено, пепел разделился на две половины. Прах Цюмэй Раму и Джаси Дордэ похоронили на северном и южном берегах, друг против друга. Весной на могильных курганах выросли тенистые ивы, их ветви сплелись между собой. Враждовавшие племена увидели в этом добрый знак и порешили восстановить мир.
Только одна злая мачеха была недовольна. Она велела слуге спилить деревья и пустить их вниз по реке. Но на следующую весну из земли снова показались зеленые побеги. Они тянулись вверх так быстро, как это бывает лишь в сказках. И опять мачеха позвала к себе слугу. Теперь она велела выкопать ивы и перенести одну за горы, где много соленых озер, а другую на южный склон горы Чжилин, где много чайных кустов.
«От соли погибнут корни; а чайные кусты задушат молодой побег», — думала злая женщина.