Продолжение ЖЖизни
Шрифт:
Нет-нет, я не о кризисе, хотя кризис вещь очень серьёзная и для кого-то трагическая. Мне уже пришлось быть свидетелем крушения бизнес-судеб многих своих знакомых. Иные находятся в длительном полупаническом-полуистерическом состоянии. Но это всё-таки люди, которые по миру не пойдут и с голоду пухнуть не будут. Гораздо сильнее я сочувствую тем, кто вложил с трудом заработанные деньги в строительство долгожданной квартиры, а получит эту квартиру через несколько лет, если это вообще произойдет. И очень сочувствую тем, кто, например, долго ждал новую должность, а теперь на грани увольнения. Но не в первой. Опыт есть. С кастрюлями по улицам, как в Аргентине, мы ходить не будем, даже если сильно прижмёт.
Вчера долго разговаривал по телефону со своим товарищем… Кстати, он испытывает весьма сильные потрясения, связанные с кризисом… В общем, мы решили, что кризис не так уж плох. Во всяком случае, он вернёт большому числу людей чувство реальности. Это я про тех, кто потерял такое чувство и почувствовал себя если не небожителем, то кумом королю. Они жили так, как жить нельзя. Ну нельзя! А ещё мой товарищ сказал: «Может быть, теперь не так много будут вбухивать денег в кино. Может быть, приостановится это безумие. Ведь все кому не лень стали кинопроизводителями».
Может быть. Не знаю. Но то, что ощущаю очень остро, – это практически полное отсутствие контекста, хотя сам являюсь частью этого контекста. Я имею в виду культурный контекст. Если в театре ещё наблюдаются прорывы, если в литературе ещё можно на что-то ориентироваться и опереться, хоть с большим трудом, но можно, то в кино совсем беда. А контекст необходим. Контекст сам по себе определяет уровень, ниже которого, если и можно – стыдно опускаться. А когда нет контекста, не стыдно ничего.
Поясню. В Великобритании и Америке существует невероятно высокий музыкальный уровень. По этой причине практически каждая группа чуть ли не любого колледжа демонстрирует такой саунд и такой драйв, какой труднодостижим для наших самых прославленных рок-н-рольщиков. Я часто смотрю сейчас отечественные фильмы шестидесятых-семидесятых годов. Многие помню ещё с детства, помню, как они мне не нравились. Многие раздражали. Да и сейчас вижу: так себе кино. Но это кино! В большинстве этих фильмов есть киноязык, есть стиль, видна работа. И очень хорошо виден некий средний уровень. А сейчас этого уровня нет. Пожилые мэтры на контекст не влияют. Они либо находятся в полувменяемом состоянии, либо исходят желчью по поводу сегодняшнего состояния культуры, либо создают произведения для узкого круга ортодоксальных поклонников и некоего круга специалистов. Есть среди них достойные люди, которые преподают студентам и давно уже не выходят на съёмочную площадку. Ну и ещё всё просвещённое киносообщество ждёт завершения многолетнего труда любимого и прекрасного Германа-старшего. Ждёт с надеждой, сомнениями и раздражением, мол, сколько можно ждать. Но даже если это будет подлинный шедевр, он не может составить контекста. И в хорошем же смысле скромные работы Хлебникова, Попогребского и некоторых других только и дают возможность сказать, что не всё потеряно. Но на самом деле состояние плачевно.
А главное, совершенно не чувствуется поступков. Наоборот, чувствуется их отсутствие. Для произведения искусства поступок художника – часто самое главное. И в этом смысле фильм «Пыль», сделанный на карманные деньги, – гораздо больший поступок, чем вся жизнедеятельность Тимура Бекмамбетова, наибольшие достижения которого приходятся на начало творческого пути, когда он снимал замечательную рекламу.
На днях пересмотрел в очередной раз фильм «Бег» Алова и Наумова. Очень рекомендовал бы тем, кто гордится слезами, выжатыми из них фильмом «Адмирал», посмотреть «Бег». Вот где поступок! В голове не укладывается, как можно было снять такое кино тогда. Я даже не буду говорить о художественных достоинствах фильма – у него сплошные достоинства. Но как им тогда удалось в такой тональности сказать о трагедии белого движения?! Какое у всего этого обаяние. Какая любовь! Какое чувство Родины! Да и патриотизм, в конце концов. Поклонники «Адмирала», не сочтите за труд, прочтите «Белую гвардию» Булгакова – или посмотрите «Дни Турбиных». Да даже в фильме «Адьютант его превосходительства», при всей его идеологической заданности, гораздо больше благородства и аристократизма.
Не надо гордиться своими слезами во время просмотра таких кинофильмов, как «Адмирал». Ох, не надо! Эти слёзы так же легковесны, как смех, вызванный телевизионным юмором. Лёгкость, с которой сейчас извлекаются смех и слёзы, поражает.
И ведь всё так стремительно меняется. Если полтора года назад я гневался и даже рассуждал о пошлости и бессмысленности Петросяна, то сейчас он вспоминается как что-то чуть ли не милое и ностальгическое. Его место заняло такое!.. Если несколько лет назад мы думали, что Сердючка – это всерьёз и надолго, то сейчас она/он – далёкое воспоминание. Если Ксения Собчак ещё совсем недавно была образцом беспредельной наглости и пошлости, то теперь она выступает чуть ли не экспертом по вопросам культуры. Во всяком случае, её мнение кем-то востребовано. Если П. Листерман издаёт книгу, и кто-то её покупает, и на эту книгу расходуется бумага, а для того чтобы сделать эту бумагу, рубят деревья… Если Егор Кончаловский продолжает снимать кино, и кто-то потом покупает билеты в кинотеатр… Этот ряд бесконечен. Думаете, мне не больно видеть людей, которых я считаю своими коллегами и даже друзьями и которые вдруг начинают вести отчаянно пошлые программы на НТВ, и в этих программах показываются в обнимку именно с теми образцами пошлости, с которыми ещё совсем недавно пытались бороться…
Не думайте, я не пытаюсь сгустить краски. Я далёк от кризисного и отчаянного мировосприятия. Просто иногда накатывает.
Хочу сказать тем, кто написал, мол, пусть снимают, пусть делают, вы не лезьте, не критикуйте, не навязывайте никому своего мнения, короче, помалкивайте, мол, когда-нибудь количество перерастёт в качество. Простите, не могу. Полагаю, что заработал право не только иметь своё мнение, не только его высказывать, но и на нём настаивать. И из того количества, которое мы имеем, никакого качества не возникнет. Не может из этого потока выкристаллизоваться что-то настоящее.
Но и сердиться на всё это нельзя, я понимаю. Нельзя начать делать что-то в пику и вопреки тому, что происходит. Ничего не получится. То, что делается вопреки, вырастает из того же корня, что и то, вопреки чему это делается. Настоящее появляется из чистого замысла.
24 октября
Вернулся сегодня из Екатеринбурга в Москву. Екатеринбург в очередной раз меня поразил. Год не был в городе, а там такого за это время понастроили! Достроить, правда, не успели, по-прежнему неуютно, как в квартире, в которой приходится жить и одновременно делать ремонт, но размах замыслов поражает. И ещё очень порадовал состав пассажиров, когда летели в Екатеринбург и возвращались в Москву. Всё какие-то нестарые, современные люди, для которых этот маршрут явно привычный, много иностранцев, которые тоже, видно, летают по нему часто и в основном вполне сносно, а то и бегло говорят по-русски. То есть наполнение самолёта гораздо более опрятное, деловое и современное, чем рейсы на Ганновер, Дюссельдорф, Тель-Авив или Америку в целом. (Представляю, какие будут отклики из-за пределов страны (улыбка с подмигиванием).) Разговоров про кризис везде много, не только в самолёте, но и в Екатеринбурге, но уже слышал хорошие анекдоты. А если есть хорошие анекдоты на тему кризиса, значит точно переживём.
Спектакли в Екатеринбурге прошли очень хорошо. Чувствуется, что за год мы друг по другу соскучились. Здесь практически самый большой театральный зал из всех, в каких приходится играть, и все три вечера были аншлаги. И профессионально, и по-человечески очень приятно.
27 октября
Какая удивительная погода сегодня стояла в Москве! Как прекрасна была столица нашей родины! Она и вправду была златоглавая – это такая редкость! И многие люди красиво одеты, потому что самая элегантная одежда, на мой вкус, это лёгкие демисезонные пальто, твидовые пиджаки и плащи. Нам в нашем климате так мало удаётся это поносить. Всё как-то холодно, холодно, потом дожди, дожди, а потом бабах! – и все уже в шортах. А вот сегодня было красиво. И довольно много дам в шляпках – на Тверской.
В этом смысле сильно завидую американцам. Правда, я бывал там совсем немного, но зато фильмов видел много. Как часто в американских фильмах бывает поздняя осень или ранняя весна, и видно, что не тепло, но при этом солнечно и красиво. Это моя самая любимая погода. Правда, в такую погоду довольно часто бывает высокое давление, очень высокое, и болит голова (улыбка).
Завтра похоронят великого Муслима Магомаева. «Урожайным» оказался этот високосный год, а он ещё не закончился. Шестьдесят семь лет, всего ничего. Очень, очень жаль. Все те, кому сорок с небольшим, жили с ним с самого-самого детства. «Бременские музыканты-2» – это же просто гениально спето. Для меня он всегда был нашим Элвисом. Не знаю теперь, с каким ощущением буду говорить про Элвиса в спектакле «ОдноврЕмЕнно» и изображать песню под магомаевский «Луч солнца золотого».
Помню очень сильное и абсолютно трагическое ощущение исполнения спектакля «Как я съел собаку» после того, как умерла бабушка. Мне повезло, у меня долго были бабушки. Одна умерла четыре года назад, другая – два года назад. В спектакле «Как я съел собаку» много говорится про бабушку. Конечно, там это некая условная бабушка, и я писал этот текст так, чтобы каждый мог вспомнить свою. Но для меня-то она была совершенно конкретная, живая и любимая. И мне было весело и легко говорить слово «бабушка» со сцены, когда обе были живы. И я сам был совсем юным до тех пор, пока у меня была возможность кого-то так называть, к кому-то обращаться «бабушка». А потом их не стало. И я не могу уже себя ощущать в какие-то моменты таким молодым.