Продолжение ЖЖизни
Шрифт:
8 ноября
Не ожидал в комментариях таких жёстких приговоров Гордону. Я к Александру отношусь иначе. Он существует в телевизионном контексте очень давно, делал любопытные вещи – и какие-то вещи совершенно бессмысленные. Но всегда старался сохранить свою отдельность, свою интонацию. Зачастую он говорит весьма умно и даже взволнованно. Правда, потом делает какие-то странные и совсем не умные поступки. Но он человек телевидения, у телевидения свои законы, и мне эти законы непонятны. В любом случае, телевидение устраивает аттракцион. Это может быть интеллектуальный или похожий на интеллектуальный аттракцион, а может быть ужасный в своей бессмыслице и пошлости – но это всегда развлечение.
На
Кстати, в комментариях я встретил разные высказывания о втором «Мадагаскаре». Так вот, я не хвалил мультфильм и не рекомендовал его к просмотру. Я хотел только сказать, что мы с детьми остались довольны этим походом. Чувствуете разницу? (Улыбка.)
А ещё вчера, практически ночью, посмотрели всем семейством (правда, в ужасном качестве, но терпения не хватило ждать, когда появится в нормальном виде) новый шедевр Хаяо Миядзаки «Рыбка Поньо на утёсе». Есть вариант перевода названия «Поньо с утёса». Это очень миядзаковский фильм, переходящий из вполне логичных, хоть и фантастических событий, в какой-то сон. Впервые у него главный герой маленький мальчик лет пяти. Как точно он его создал! Вообще эта картина – миядзаковский вариант «Русалочки», но только Русалочке тоже лет пять. Совсем нет врагов и всё наполнено счастьем. Вот что нужно смотреть, когда несколько поколений собираются у экрана.
Суббота заканчивается. Сегодня был удивительно солнечный день, и небо было, как в японских мультфильмах.
10 ноября
Иногда задевают за живое, казалось бы, малозначительные вещи. Меня сильно задело замечание одного из комментаторов: человек заподозрил меня в том, что я написал в предыдущем тексте рекомендацию посмотреть фильм «5 сантиметров в секунду» из рекламных и коммерческих соображений. Ну как же так?! Разве можно жить в таком ужасном недоверии ко всему и всем?! Я рассердился и очень расстроился.
Вчера рано утром позвонила из аэропорта «Шереметьево 2» Ирина Юткина, мой директор и продюсер, и сообщила, что Виктория Исакова, с которой мы последний месяц репетировали спектакль «Планета», потому что Анна Дубровская не могла поехать на гастроли в Париж, – короче, Виктория Исакова, очень хорошая актриса и настоящий товарищ и коллега, попала в больницу и, возможно, ей предстоит операция. А стало быть, в Париж она лететь не может. Как следствие, спектакли в Париже 13-го, 14-го и 15-го состояться не смогут. Об этом Ирина узнала, когда проходила регистрацию, и вся техническая группа спектакля «Планета» оформляла в багаж декорации и реквизит. Нужно было срочно что-то решать, и другого решения, кроме как вместо спектакля «Планета» сыграть спектакль «Как я съел собаку», у меня не было. Ни декорации, ни техническая группа в Париж не полетели.
Обидно! Я давно уже живу в таком режиме, когда планы чётко сформированы на год вперёд, а бывает, и больше, чем на год. Например, я сейчас знаю, чем буду заниматься в октябре следующего года. Где, когда и во сколько. Но при этом не знаю, с каким настроением буду это делать. Гастроли планировались очень давно, и я согласился на них, понимая, что Аню Дубровскую, Сашу Цекало, операторов, которые со мной работают, техническую группу… всех порадует длительное пребывание в Париже. Когда решение было принято, радовались все. А потом Саша Цекало сообщил, что поехать в Париж не сможет, Аня – тоже, по причине съёмок и спектаклей, Вика Исакова очень интересно репетировала и радовалась гастролям, а попала в больницу, техническая группа прямо из аэропорта уехала домой, и в итоге мне нужно лететь завтра в Париж и играть спектакли, день за днём. Изначальный смысл поездки утрачен. К тому же играть замену всегда сложнее, чем просто запланированный спектакль.
Но надеюсь, всё пройдёт хорошо. Мы с переводчиком постараемся. Может быть, кто-то даже будет рад замене. Но день был ужасный.
13 ноября
Сегодня вечером первый спектакль в Париже. Второй день репетирую с переводчиком. Точнее, мы с ним медленно, в который раз, поскольку исполняли этот спектакль уже много, повторяем текст, и я потихоньку начинаю текст ненавидеть (улыбка).
Сегодня солнышко, но прохладно. Париж зелёно-жёлтый. Здесь много вечнозелёных растений, в частности, плющей, которые цепляются маленькими острыми лапками, похожими на лапки многоножек, за стены и камни. Париж как всегда очаровательно замусорен, испачкан собачьими какашками и при этом неизменно величествен, аристократичен и вальяжен.
А сначала Париж мне совсем не понравился. Так случилось, что мне уже довелось поиграть в Лондоне, Берлине, Хельсинки… да где только не довелось. И даже в некоторых французских городах типа Авиньона и Гренобля. Но с Парижем всё не складывалось. Я очень ждал встречи с ним и предвкушал прекрасное впечатление, а он с первого раза не понравился, причём сильно. Приехал я в Париж в августе, была жуткая жара, и весь город был заполнен туристами в шортах. Я вообще этот вид одежды в городском пейзаже не люблю, а тут было невероятное число безумных людей с фотоаппаратами и в шортах. Короче, я тогда ничего не понял…
В следующий раз я приехал в Париж больше чем через год, для участия в осеннем фестивале, и играл восемь спектаклей в театре «Бастий». Только не подумайте, не в «Опера-Бастий», а в небольшом театрике недалеко от площади Бастилии. Меня поселили тогда не в гостинице, а в меблированной квартирке на улице Промонтье. Стояла ужасная погода, конец ноября. Перед серией спектаклей нужно было довольно долго репетировать. В общем, я провёл тогда в Париже три недели и каждый день ходил на работу одним и тем же маршрутом. Погода всё время стояла беспросветная. Через неделю моей жизни в доме, где была квартира, я знал всех, и все знали меня. Я знал всех собак, всех кошек, всех тётушек, которые с этими собаками прогуливались. Знал, во сколько приходит пьяненький сосед, знал, до которого часа они будут ругаться за стенкой с женой. Знал, что на лестничном пролёте между первым и вторым этажом громко скрипят две ступени (там один лестничный пролёт был деревянный).
А ещё на улице, по которой я ходил в театр и по которой возвращался, была овощная лавка, и её держал толстый улыбчивый марокканец. Я у него регулярно покупал маленькую дыньку, пару бананов и одно большое яблоко. День на пятый, когда я зашёл к нему в лавчонку, он сразу протянул мне пакет с моим привычным набором.
Это были не очень весёлые гастроли, можно даже сказать, было скучно. Но я тогда вдруг понял бездонность Парижа. Ощутив жизнь одной улицы, я прочувствовал наполненность жизни всех улиц Парижа. А ещё понял, что могу здесь жить. Пусть не всегда, но довольно долго. А так я могу сказать всего про несколько городов.