Проект 018. Смерть?
Шрифт:
Люди мечтали быть счастливыми, но не решались исследовать свою природу, индивидуальность, сексуальность. Они позволяли проявиться своему «Я» в сокровенных фантазиях. Многие люди напоминают тюрьму, в подвале которой лежит связанное «Я».
ГЛАВА 3. Эрот
Корни всех существующих сексуальных табу родились во время противостояния двух непримиримых врагов — христианского учения и греческой философии. До этого мир не знал таких табу. Как сегодня никто не говорит вам, сколько и какой музыки можно слушать, чтобы оставаться в статусе порядочного
Во всех древних цивилизациях Эрос считается одним из высших божеств. Не важно, в чем выражалось это чувство, в гетеросексуальных или гомосексуальных отношениях, в вариантах, предполагающих зачатие или исключающих его. Важно, чтобы Эрос был в жизни человека, наполнял и вдохновлял его.
Через всю историю красной нитью проходит положительное отношение к этой области нашей природы. На древних фресках дохристианских культур, на шумерских табличках, камнях Ики, папирусах изображены сцены сексуальной радости самых разных форматов. Везде встречается культы фаллоса и вагины, соответствующие праздники и традиции.
О свободном отношении к сексу повествует Библия. Например, Авраам велит своей жене Саре использовать свои женские прелести: «… вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых; скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы жива была душа моя чрез тебя. И было, когда пришел Аврам в Египет, Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая; увидели ее и вельможи фараоновы и похвалили ее фараону; и взята была она в дом фараонов» (Быт. 12, 11–15).
Лот, которого церковь определяет святым и праведным, предлагает пришедшим к нему людям взять своих дочерей: «И вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их. Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, и сказал: братья мои, не делайте зла; вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего». (Быт. 19, 5–8).
Сюда же история про дочерей, не видевших ничего дурного в связи со своим отцом. «И сделались обе дочери беременными от отца своего» (Быт. 19, 36). Как можно видеть, на секс смотрят не как на грех, а как на радость или способ решения различных задач.
В Евангелие можно найти такое же отношение к сексу. Например, притча про десять дев, пришедших к одному мужчине на «брачный пир» (Мф. 25, 1—13). Не касаясь смысла притчи, заостряю внимание лишь на взятом для примера материале: девушки пришли для сексуального уединения с одним мужчиной. Церковь предлагает понимать выражение «уединились на брачный пир» в том смысле, что девушки закрылись с мужчиной совсем не для секса, а для какого-то невинного занятия, типа, в шахматы всласть наиграться. Это ошибка. Мужчина уединился с девушками совсем для других игр, более приятных, чем игра в шахматы…
Взятый Христом в качестве аллегории материал для притчи говорит об уровне сексуальной свободы того времени. Сам факт использования таких примеров говорит, что во времена Христа это было банальной ситуацией. Если вы в обществе, где для примера берется рецепт по изготовлению котлет из человека, не важно, что вам хотят сказать этой аллегорией. Важно, что вы находитесь в обществе людоедов.
Чтобы христианство получило место под солнцем, его нужно было обосновать не на уровне «примите на веру нашу информацию», а согласовать со здравым смыслом. На пути к этой цели непреодолимым препятствием встала греческая философия.
Она издевалась над христианскими утверждениями, противоречащими самим себе. Церковь не могла этому противостоять. Она призывала верить в свои утверждения, а греки легко доказывали, что это несусветная чушь, стоящая ниже самым глупых суеверий.
Христианству ничего не остается, как изменить стратегию спора. Оно переключается на личности греческих философов, делая упор на их личной жизни. Это как если человек проигрывает оппоненту дискуссию и переключает внимание на детали, не имеющие к теме отношения. Например, говорит своему оппоненту: ты посмотри, какой у тебя нос! С таким носом, и еще лезет рассуждать о таких темах!
Если за спором наблюдает простонародье, эти «аргументы» вызывают оживление. Оппонент в недоумении спрашивает, при чем тут мой нос? А провокатор дальше тему развивает — ты не уходи от ответа, ты скажи нам (показывает широким жестом руки на собравшихся людей), как это человеку с таким носом пришло в голову говорить на такую тему? Зеваки в хохот. Человек все ориентиры потерял и выбит из колеи. Спор проигран.
Когда христианами считались люди, не поклонявшиеся императору, они успешно проигрывали грекам все богословские диспуты. Потому что христианское учение было невообразимой кашей. Никакой логики там не было, сплошные эмоции и байки.
Ситуация меняется, когда бренд христианства присвоили люди, поклонявшиеся не только Богу, исповедуемому иудеями, но и римскому божеству, сыну Юпитера. Новая церковь не видит проблемы в поклонении двум богам, иудейскому и римскому. За это она получает от государства покровительство и выходит на оперативный простор.
Как мы помним, в этот период она смиренно просит государство применить силу против христиан, стоящих на прежней позиции (поклоняться можно только одному Богу). Традиционные христианские общины армия быстро победила. Но заклятого врага церкви, греческую философию, армия победить не могла. Тем более древнее общество было под влиянием эллинской философии, искало в суждениях стройность и здравый смысл.
Силовая технология тут не проходила. А вот технология «посмотрите, какой у него нос» очень даже подходила. Церковь прекращает с греками интеллектуальную полемику и переходит на изобличение носа — работает на толпу, вызывая у нее сильные эмоции.
Кандидат на роль «носа» ищется в самой сильной и эмоциональной области — в сексе. Греки в сексе делили людей не по полу, а по активной и пассивной позиции. Причем не было более и менее возвышенной роли. Каждый отдавался своей природе, и никому не приходило в голову испытывать угрызения совести из-за «неправильного вкуса».