Проект Деметра
Шрифт:
– Давно?
– Что? – растерялась, потерялась.
– Мужчину хочешь давно?
Лицо Эрики пятнами пошло. И стыд и злость обуяла:
– Не твое дело, – прошипела и ударила по ребрам ребрами ладоней. Мужчина чуть согнулся, глухо ахнул, но успел перехватить ей руки, впечатал в стену, прижав собой.
– Играешь? – процедил, а взгляд на губы – влажные, приоткрытые.
С Эрикой как черти играли – опять ни злости, ни стыда, ни презрения – желание.
И Роберган понял – зрачки расширились. Отпрянул и к
Ведовская как из воды вынырнула – забило ее в ознобе, осела у стены ничего не понимая, лицо ладонью оттерла от выступившей испарины.
Дверь хлопнула – ушел лет, а девушка не заметила. Смотрела в одну точку перед собой и силилась понять, что происходит. Она до крика хотела увидеть Эрлана, узнать у него, что с ней. Может какую болячку подцепила?
Эрлан. Одна мысль о нем и зажигала и сжигала, убивала тоской. Она точно знала, что любит его, любит так, что душу заложит не задумываясь. Но любить одного, а желать другого?…
Девушка потерянно покосилась на Шаха. Тот улыбнулся ей подбадривающее глазами, и было видно – ничего не понял, вообще вряд ли видел – обессилен.
Кляп ему вытащила и отошла, боясь рядом оставаться. Обняла колени, уткнулась в них лицом – какого черта с ней происходит? Что?!
Глава 21
Эрлан позеленел, увидев Лири одного, а услышав от стража, что Эрика начала подъем одна, схватил его за грудки и убил бы. Но взял себя в руки, зубами скрипнул и, оттолкнув, бегом двинулся к скале, больше не выбирая, где подняться.
Цеплялся за уступы и думал об одном – сам виноват, сам! Только бы успеть перехватить Эйорику. Нельзя ей сейчас одной. Найти бы стража из тех, кто служил Лайлохам из поколения в поколение. Иначе не управиться, иначе беде быть. Только свои стражи знают особенности хозяина, его права и закора, знают, что делать и в каких случаях, как помочь и когда. Знают, как уговорить и отговорить. Знают, как направить и исправить.
Лириэрн бесполезен для Эйорики, Майльфольм – мертв. Где взять стража для любимой? А лучше еще и детта. Она ж что ребенок – ничего про себя и этот мир не знает. Кто объяснит, кто убережет, раскрыться поможет, так чтоб без ущерба для себя и окружающих?
Только бы успеть перехватить ее.
Только бы она не ушла, дождалась его.
Только бы баги ее не увидели.
Только бы жива и цела была.
И сорвался бы, не придержи его Лири.
Эрлан глянул на него и подтянулся к краю, сел, переводя дыхание.
– Спасибо, – бросил сухо. Страж глаза прятал, виноватый, раздавленный.
– Прости, не усмотрел…
Эрлан сжал ему плечо – ничего.
Разобраться – что он мог сделать?
– Это я виноват. Не должен был ее и на шаг отпускать, и на миг из поля зрения выпускать.
И встал, оглядываясь, выискивая светлую. А на душе непогода – ливень и хмарь, снегопад и ураган. И боль такая, что криком кричать хочется, да зубы сводит.
Он знал, знает, он мог предполагать, а значит предотвращать. А Эйорика не могла, потому что не знала и не могла знать. Ребенку, который огонь первый раз видит, можно объяснить что он жжет, а не скажи, не объясни, не предостереги – сгорит или покалечится. Для него пламя – радость, яркая картинка, игрушка манящая.
"Мать Небесная", – зажмурился, и вдруг не сдержался, закричал, так что гул по ущелью пошел. Больной крик, звериный.
– Найдем, светлый, не печалься, – тихо сказал Лири, сам смятый как лист осенний под сапогом. – Уходить надо.
Надо, прав. Крик по всему краю разнесся – набегут все кому не лень.
Понимал, а с места сдвинуться не мог. Стоял, как помороженный и чувствовал себя мертвым.
– Где она поднималась? – спросил глухо.
– Там, где я поперва предлагал, – вздохнул Лири.
Эрлан решительно направился в ту сторону по краю ущелья, пристально вглядываясь в каждый камень, каждую травинку, то и дело заглядывая вниз, и каждый раз молясь, чтобы не увидеть Эйорику распластанной на дне ущелья.
Вот и то место, где она должна была быть, но ни единого признака, что была.
– Хм, – дал о себе знать ватар. Эрлан недобро уставился на Стрежа, подпирающего дерево.
– Давно здесь?
– С ночи, – ответил охотливо. – Как про Зареха прослышали так и встали. Под утро с заката-то ближе к переправе охолонуть его пришлось, а то понаехали, давай руками и мечами размахивать да хозяевами тут орать.
– Взяли кого? – подошел вплотную к дозорному.
– Да геть им! – ощерился. – Пятерых положили, они и отошли. А все едино неймется.
Эрлан зубы сжал, так что скулы побелели:
– Плевать мне на багов. Пришлые были?
Стреж уставился на него, рот открыл и закрыл, словно силился смолчать.
Лой нахмурился, по сердцу тоска полоснула пополам с надеждой.
– Роберган молчать приказал?
– Ну, – протянул воин.
– А ты не говори – кивни. Пленных взяли?
Стреж медленно кивнул.
– Из светлых?
Уставился виня – чего ж ты делаешь? Почто заветное вытягиваешь?
Отвернулся, вздохнув.
– Давно?
Плечами повел, губу прикусывая. Лучше против десятка багов стоять, чем одному Лой противиться.
Эрлан подтянул перевязь крепче, и дал старт с места – у него появилась надежда.
За дозором еще кордон стоял, но мужчина его не заметил – Лири первого же из ватаров, кто остановить хотел, перехватил, с дороги светлого убирая и бросил:
– С летом сами разберемся.
Парень лишь рукой махнул: ну, вас, и передал по цепочке – Лой. Больше изначального ни один не пытался остановить.