Проект Деметра

Витич Райдо

– Я люблю тебя, – прошептала.

У Эрлана вмиг открылись глаза. Уставился перед собой, боясь пошевелиться и спугнуть минуту чуда. Не верил и верил, и лишь одного боялся – не уберечь, не усмотреть.

Глава 23

Радиш вскинулся от стороннего взгляда во сне решив, что пришли свои – Ларош или Саша. И очумело уставился на вчерашнего наглого парня. Правда сейчас, при свете льющемся сверху и без маски он больше напоминал девушку, а вязь меж бровями и на челе объясняла

зачем вообще ему был нужен маскарад.

– Светлый?

– Как и ты. Тебя Хелехарн зовет, давно пора кушать.

– Кушать? Только ведь…

– Почти сутки спишь, – хмыкнула Лала.

Радиш огладил волосы, пытаясь сообразить, рубаху поправил и вспомнил:

– Самара?

– Сабибор? Жив. Подробно у Хелехарна расспросишь. Если захочешь.

И пошла, Радиш за ней. Смотрел в спину и вдруг брякнул:

– Ты – девушка?

Лала одарила его насмешливым взглядом:

– Твой друг ранен, в бреду, и то понял, а до тебя только дошло.

– Извини, – пробубнил – действительно, нехорошо.

В залу входил молча, боясь снова что не так сказать и дураком себя выставить. Первым делом к лейтенанту подошел, склонился над ним – тот спал, дыхание было ровное, лицо потеряло серый оттенок.

– Выздоровеет? – спросил у жреца. Тот сидел за столом и чинно ждал светлого.

Вчера Хелехарн Радию показался стариком, а сегодня он отчетливо видел молодого, только седого человека.

– Что так смотришь, светлый?

– Показалось, что вы старше, – присел на лавку за стол. Напротив села Лала и только тогда Огник обнес всех мисками с кашей – первую девушке, вторую гостю, третью – жрецу, себе последнюю. И сел с края, подальше от всех.

Чумные мы, что ли? – выгнул бровь мужчина. Жрец понял его недоумение:

– Огник еще ученик. Все мы когда-то с краю сидели и, рта за столом права открыть не имели.

Вздохнул, ложкой помешивая пищу и вот отодвинул, сложил руки на столе и на гостя воззрился:

– Меня двадцать лет назад посвятили. В тот день я стал жрецом и стариком. В тот день я познал не только таинство жизни, но и неотвратимость смерти. В тот день запылали дейтрины и мельберны, и крик стоял среди живых и мертвых. В тот день многие лишились детей, жен и мужей, а еще больше – жизни. С того дня я седой от увиденного.

У Радиша аппетит попал.

– Я… мне жаль.

– Ты кушай и поговорим, – придвинул обратно к себе миску Хелехарн и принялся есть, как ни в чем не бывало, за ним и остальные.

После Огник собрал мисы и поставил кувшин с молоком.

Радий покрутил кружку и спросил жреца:

– Как мой друг? Надежда есть?

– У него грудь пробита и лопатка раздроблена. Вы ему серьезно навредили, таская по лесу. Что-то из ран извлекали?

– Ммм… да.

– Это? – выставил, словно из воздуха материализовал знакомый чипсет неизвестного назначения и производства.

– Откуда у вас? – и смолк, сообразив – Лала в его одежде нашла, наверняка все карманы перед стиркой прошарила. – Вернете?

– Сроду чужого не брал, – обиженно сверкнул глазами жрец. – Одежа уже у тебя в комнатке, и это забери, – передал чип.

– Спасибо. Так как мой друг – прогнозы? Можно, что-то сделать?

Жрец кивнул, губы пожевал, и резюмировал:

– Сабибор будет жить.

Положил руки на стол, накрыв ладонью ладонь и уставился пытливо на гостя:

– Зачем столько шума наделали?

– Так получилось, – ответил немного винясь, хотя вины не чувствовал.

– Стражи ваши где? Светлые без стражей, что небо без звезд – негоже. И вам заботы и им бесчестие.

Радиш голову склонил, исподлобья перед собой глядя – что скажешь? Нет ответа. И отпрянул, увидев дымку, а из нее двое образовались: Лань и Харн.

– Мертвы? – не поверил в первый миг и сник: Господи!

"Шах, Малик?" – спросил, дрогнув, боясь что те сейчас рядом проявятся. Но Лань улыбнулась: "пустое – живы".

И исчезли. Радий дух перевел и сообщил жрецу не без труда:

– Двое погибли. Страж Сабибора и мой. А Шаха – жив.

– Шаха?

– Нуу, тоже светлый, имя замысловатое.

– Знак-то какой? – снисходительно спросила Лала. Радиш плечами повел – а бес его знает, какой – татуированный!

– Ясно, – усмехнулась. – И где он, еще один светлый?

Мужчина и без того под взглядами хозяев "дома" себя неуютно чувствовал – то ли олигофреном, то ли трусом, то ли предателем, а от насмешек и снисходительности девушки его уже мутило. Ответь ей сейчас правду – вовсе заклюет.

– Зачем вам?

– Да не нам – тебе. Может и он в беде.

Радий голову склонил до столешницы и нехотя признался:

– Может.

Поймал неприязненный взгляд Лалы и процедил парируя:

– Так было нужно – нам остаться, а ему уйти. Иначе все бы легли.

– А жить-то, как с этим будешь? – спросила спокойно и демонстративно вышла из комнаты.

Радий мысленно выматерился.

– Не серчай на нее, светлый. Она со мной давно и так же опалена, как и все мы. У нее на глазах всю семью убили, а ее страж спас. В лес отнес и берег, да сам не сдюжил – от ран сгорел. Она помнит то хорошее, что было, помнит как я и многие, многие из нас, и чтит старые законы и правила.

– Чей род? – покосился на Хелехарна мужчина. Тот покрутил кружку и вздохнул:

– Последняя веточка Самхарта. Светлая. В былые времена уже бы мужней была, с родом любым бы породнилась, не оскверняя. Мать у нее изначальная, а вот отец – детт и тоже из очень дальней побочной ветви Самхартов. Потому право при ней и в силе. Но достойных нет. А разбавлять кровь она не хочет – хочет вернуть право изначальных своим детям.

– Вы сватаете, что ли? – немного растерялся Радиш. Жрец опешил, с минуту таращился на гостя, и казалось, задохнулся от возмущения.