Проект Каин. Адам
Шрифт:
Аня с изумлением смотрела на еще более исхудавшее, чем накануне вечером лицо, на запавшие скулы и глаза: гость выглядел так, будто находился на грани истощения. Девушка прикрыла рукой рот, боясь, что сейчас закричит. Ночной визитер, казалось, с любопытством наблюдал за ней несколько секунд, а потом медленно пошел к Анне. Точнее, пошла.
— Нам надо многое обсудить, доченька.
— Что?.. Мама, о чем ты говоришь?
Но та продолжала, словно и не слышала:
— Надо обсудить твое поведение несколько лет назад, и то, что ты носишь вульгарные трусики, которые больше бы подошли шлюхе, и то, есть ли Снежный Человек, или это всего лишь выдумка, и то, имела ли ты право покидать нас и делать аборт. Есть о чем поговорить с мамой, правда, Ань?
Аня стояла и как зачарованная наблюдала за приближением женщины, похожей на высохшую осеннюю веточку. Валентина подошла еще ближе, не переставая говорить:
— Мы можем с тобой поговорить о том, что случилось с твоим отцом, когда ты в своем фирменном эгоистичном стиле на всех наплевала и уехала в Москву, испугавшись ответственности. Знаешь, что с ним произошло? Ладно, мы оставим в стороне то, что он начал прилично закладывать за воротник, хотя до этого не прикасался к спиртному почти пять лет. Но, думаю, ты, как член семьи, все-таки обязана знать: у него был — как же они это назвали? — а, да, микроинсульт! После этого в постели от него можно было ждать только одного — храпа.
Аня зажала уши руками и замотала головой, не в силах слышать эти обвиняющие слова. Мать подошла ближе, продолжая монотонно говорить:
— После этого мне пришлось завести любовника… Не знаю, догадывается ли об этом твой любимый папочка, но думаю все-таки догадывается. В конце концов, он никогда не был глупцом, этого у него не отнимешь, хотя он так и не сказал на эту тему ни слова, даже намека не сделал. И как ты думаешь, кого в этом всем нужно винить?
— Замолчи! — крикнула Аня.
— Замолчать? — вкрадчиво спросила Валентина. — Ты говоришь это мне? Ты когда-нибудь молчала? Стоило тебе натворить что-то, или чего-то пожелать — разве ты молчала?
Уже не контролируя себя, Аня размахнулась и попыталась ударить мать по щеке, но та на удивление ловко перехватила ее руку. Девушка тихонько вскрикнула, когда Валентина чуть усилила давление — не смотря на свою явную истощенность, сил у нее было с лихвой. Аня видела, как мать задумчиво уставилась на руку дочери, потом перевела свои тускло поблескивающие в неверном свете глаза на лицо девушки.
— Признаю, я думала, ты сделаешь это куда раньше, — она картинно поджала губы. — Честно говоря, полагала, что выдержки у тебя поменьше. Хоть что-то дельное в тебе есть.
Аня в ужасе смотрела на ожесточенное лицо матери. Даже в полумраке было видно, как на виске Валентины бьется жилка. Анна всхлипнула, когда пальцы матери сжались еще сильней: девушке показалось, что кости запястья трутся друг о друга с едва слышным скрежетом. Где-то за окном раздался протяжный крик, но они этого не слышали — просто смотрели друг на друга, мать и дочь.
Неожиданно Валентина резко обернулась, выпуская руку Ани, которая тотчас попятилась назад, всхлипывая и потирая запястье другой рукой. Она забилась в угол дивана, из глаз катились слезы унижения и боли. Снова скрипнула, открываясь, дверь.
— Что тут у вас происходит, девочки? Небольшой междусобойчик?
— Папочка! — крикнула Аня. Ее папа пришел, пришел помочь ей, как всегда помогал в детстве. Она почувствовала волну радости и такого острого облегчения, что чуть не упала без сил на диван.
Отец странной, дерганной походкой зашел в комнату. Аня вспомнила свою любимую игрушку: на шестилетие бабушка подарила ей деревянную куклу с привязанными к рукам и ногам веревочками. Она, помнится, провела многие часы, зачарованно наблюдая, как конечности марионетки послушно дергаются, подчиняемые воле ее руки, в которой был зажат крест с прибитыми к нему веревками. Вот и ее отец — сейчас всего лишь смутно различимая фигура в темной комнате — походил на ту куклу. Движения были такими же рваными и неровными — как будто кто-то чересчур усердно дергал за нитки.
— Папа, пожалуйста, включи свет. Мне страшно.
Отец засмеялся, и Аня почувствовала, как по коже побежали мурашки. Что-то ей не нравилось в его смехе, но понять, что именно она не могла: слишком была испугана поведением своей матери.
— Папа, ну пожалуйста…
Силуэт отца махнул рукой, и Аня сразу же замолчала. Это произошло автоматически: такой жест отца означал, что стоит помолчать и послушать, что скажет он.
— Что ты успела ей наговорить? — спросил он, обращаясь к жене. В голосе отца слышалась строгость, и Аня улыбнулась сквозь слезы.
А потом так и застыла с улыбкой на лице, услышав ответ матери:
— Все, о чем ты просил ей сказать.
Аня стояла в темноте с открытым ртом и смотрела на два темных силуэта на фоне двери. Дыхание с хрипом вырывалось изо рта, в висках стучало. Удушливая вонь распространялась по комнате и с тошнотворным чувством девушка поняла, что источником запаха были они. Аня поежилась и безотчетным движением обхватила себя за плечи.
— Зря ты так, Валь, я же пошутил, — в бесплотном голосе слышался мягкий и добродушный укор. — Она ведь, в конце концов, поступала как лучше. Как лучше для нее, конечно, но она ведь пока не знает, что это далеко не главное.
— Папа, пожалуйста, прекрати, ты меня пугаешь, — она отступила еще на шаг вдоль дивана к окну, подальше от фигур родителей.
— Доченька, я вовсе не хочу тебя пугать, — в глухом голосе отца проскальзывали нотки сожаления. Он потряс руками, словно стряхивая с пальцев воду. — Я просто хочу тебе помочь, хочу, чтобы ты всегда была со мной. С нами. Это вовсе не так уж плохо.
Аня покачала головой, не отводя глаз от призрачного силуэта отца.
— Пожалуйста, выйдите из моей комнаты, — она постаралась придать своему голосу твердости, но вышло только хуже. — Выйдите, прошу вас. Я… я не одета.