Проект «Мессия»
Шрифт:
– Вы впервые у нас? Я Вас раньше не видел.
– Так и есть, впервые. Именно поэтому Вы и не видели меня раньше. Я прилетел в Россию несколько часов назад.
– Прилетели? Откуда?
– Вылетал с запада, а прилетел с востока, – Миша ни разу не лукавил. Он вылетел из Западного полушария. Но из-за ограничений с воздушными коридорами, часть маршрута пролегала через Азию.
– А как Вы попали в этот храм? До аэропорта не так близко.
– Меня привез сюда русский православный таксист.
– Меня зовут отец Онуфрий. Понимаю, что обращение «отец» вам, судя по всему, претит, но таковы церковные
Миша ухмыльнулся. Его лицо выражало слабо скрываемое презрение.
– Один вопрос. Что за странный такой инвалид на коляске у Вас возле церкви околачивается? Это Ваш подопечный?
– А-а, Витюша. Ну да, есть такой. Только что же в нем странного?
– Да в общем-то ничего странного, – усмехнулся Миша, – кроме того, что инвалид этот поддельный.
– А здесь Вы ошибаетесь, – по спокойному лицу священника пробежало легкое недоумение. – Витюшу мы знаем уже несколько лет, и он самый что ни на есть настоящий инвалид. Он состоит в городском обществе инвалидов-колясочников, и конкретная точка, где он просит милостыню, у нас с этим обществом согласована.
– Но этого не может быть. А давно он инвалид?
– Давно. Лет двадцать, наверное, я точно не знаю. Он вроде бывший десантник, после службы занимался промышленным альпинизмом, спортсменом был, рукопашником, а потом несчастный случай и инвалидность. Года три назад он явился к нам. Говорит, будто сон ему приснился, в котором архангел Михаил приказал ему здесь стоять и ждать пришествия. Архангел то ли сам прибудет, то ли пришлет кого-то его исцелить.
На этих словах священник усмехнулся, но быстро спохватился и снова стал серьезным.
– С тех пор он здесь постоянно сидит, подаяние просит. Все своего архангела ждет. Несчастный человек. Вечерами в основном приходит. Говорит, что в его сне ангел сказал, что ночью явится. А чего Вы о нем спросили? Он, наверное, нахамил Вам? Он может…
– Никакой он не инвалид. Он сегодня при мне встал и пошел. И кресло свое оставил на улице.
– Это невозможно. Я же Вам сказал…
– Значит, разрешите представиться – архангел Михаил, он же – Спаситель. Как конкретно меня величать – это Вы с вашим Витюшей разберитесь, – Миша говорил выдержанно, с усмешкой, но без злобы.
– Он сейчас там, на улице? Он обычно в это время там, – было видно, что поп несколько смущен.
– Я же говорю, он ушел. Очень натурально разыграл комедию, типа я его исцелил. Потом встал и ушел, даже кресло свое не забрал.
Поп недоверчиво смотрел на гостя.
– Чудо батюшка! Чудо! – Миша картинно воздел руки к небу. – Я исцелил его. Даже не пришлось говорить: «Встань и иди!»
Миша улыбался, а священник нет.
– Вы что же, батюшка, в чудеса не верите? – парень, усмехаясь, издал хрюкающий звук (это у него вышло неспециально).
– Прошу Вас, перестаньте ерничать, – батюшка, по-видимому, не разделял веселья. – Мы можем с Вами выйти на улицу к тому месту?
– Да пожалуйста, – Мише определенно нравился разворачивающийся вокруг него водевиль.
Парень со священником вышли на улицу и направились в сторону видневшейся неподалеку инвалидной коляски без пассажира. Потоптались, походили. Священник недоверчиво и серьезно смотрел то на коляску, то на Мишу.
– У меня нет слов, – наконец произнес батюшка. – Но самое главное, я чувствую, что все, что Вы говорите, – истинная правда. Коляску нужно забрать. Ее нужно будет отдать обществу инвалидов. Давайте пройдем в трапезную. Вы для начала перекусите, и мы вместе подумаем, что нам с Вами делать дальше.
Миша был не против подкрепиться. Они снова направились в церковь. Отец Онуфрий катил впереди себя коляску, которую оставил внутри возле двери.
В трапезной нашлось довольно много разнообразной еды («прихожане жертвуют»), часть из которой хозяин подогрел в микроволновке. Миша не отказался от стакана красного вина. Оно было чрезмерно сладким (Миша любил сухач), но выбирать не приходилось.
– Вы не возражаете, если я наберу Витюше? У меня где-то был его номер.
Миша не возражал. Отец Онуфрий звонил по видеосвязи. Абонент долго не брал трубку. В тишине храма гудки звучали невероятно громко. Дозвониться удалось с третьей попытки. В ухо ударила народная военная песня про батяню-комбата, не бросавшего ребят. Потом наконец показалось очень пьяное лицо того самого попрошайки.
– Витя! Витюша, ты меня слышишь? – обратился к лицу священнослужитель, стараясь перекричать музыку.
– Йо-хо-хо, какие люди! – зашамкал мужчина заплетающимся языком. – Как там отроковица Ольга с берегов Онежского озера?
Священник поморщился, из чего Миша допустил, что за батюшкой водится некий грешок сексуального плана, напоминание о котором доставляет ему дискомфорт.
– Витюша, где ты и что с тобой?
– Где я? С друзьями! Бухаю! Что со мной? А вот что со мной!
С этими словами мужчина встал из-за стола и продемонстрировал свои ноги.
– Йо-хо! Йо-хо-хо!
Мужчина несколько раз встал-присел, выразительно отводя ноги и руки в стороны, словно исполнял пьяный матросский танец. Он был дерзок и доволен собой.
– Ну что, батюшка святой, кто теперь из нас святой? К кому архангел прилетел? К тебе? Хрена с два! К Витюше прилетел! А кому вещий сон приснился? А? Мне приснился! Тебе за всю твою жизнь поповскую такого сна не приснилось, а Витюше ра-аз и приснился! А ведь ты стебался надо мной и над сном моим. Стеба-ался! Так что я святой, а не ты, понял, мля. Витюша в авторитете у небесной братвы. А ты здесь на земле только перед бабушками святой, а там, на небесах, чмо печальное. И не я, а ты мне кланяться должен и ручки целовать! По-ял, мля! Это тебе не отрочицу Ольгу обманом к сексу склонять.
«Таки была греховная связь у нашего батюшки», – заключил про себя Миша.
– Витя! Витюша, успокойся, послушай меня…
– Это ты послушай меня. А лучше… – икнул, – а лучше – поцелуй меня в зад. Вот прям в зад, – хулиган определенно входил в раж.
– Витя, возьми себя в руки…
– Вот сюда, – дебошир развернулся и похлопал себя по ягодице.
– Витя, перестань!
– Погодь, ща покажу, куда конкретно поцеловать! Сёма, подержи-ка аппарат…
Миша успел разглядеть неприглядное помещение с ободранными обоями, несколько омерзительных гогочущих рож, стол с нехитрой закуской и грязные пальцы, заслонившие камеру.