Проект «Мессия»

Выражаю благодарность моей супруге Евгении, которая поддерживала и очень терпимо относилась к моему творчеству, а также моим друзьям – Лёше и Ване, которые были первыми чтецами, и еще – Андрею, который подал идею облечь мои словесные измышления в материальную текстовую форму

Роман не рекомендуется к прочтению лицам с обостренными религиозными и патриотическими чувствами.

Автор искренне извиняется перед Читателем, если при прочтении сего произведения каким-либо образом окажутся задеты чьи-то чувства или оскорблена чья-то честь. Автор определенно не желает, чтобы так случилось. А может

Все персонажи и сцены являются плодом воображения. Ну, возможно, не все. Но некоторые точно. Почти все фамилии и имена героев изменены.

Данное произведение – первый художественный опыт автора, поэтому, не суди строго, дорогой Читатель. Или суди. Это уж как Вам будет угодно. Вы ведь, в конце концов, свободная личность.

С уважением,

Олег Кравцов

Миша полулежал на кожаном диване своей яхты. Его подташнивало. Настроение было паршивое. Он встал и, покачиваясь, направился к борту. Несколько секунд он вслушивался в мерзкое квяканье чаек, смотрел на пальмы и лазурную гладь воды. Потом перегнулся через перила и отрывисто блеванул в океан. Он вымученно всматривался в желтое пятно с белыми комками непереваренных лобстеров:

– Это ж надо, даже еду эту буржуйскую организм отторгает. А другой-то и нет.

Миша уныло посунулся обратно в каюту и со стоном плюхнулся на диван. Он, не глядя, нащупал бутылку минералки на полу и жадно запрокинул в рот горлышко. Газы ударили в нос и чуть не вызвали новый приступ рвоты. Но на этот раз Миша сдержался. Ему было очень жалко себя. Он вообще любил себя жалеть и делал это лучше, чем кто бы то ни было.

Молодой человек с тревогой следил за происходящими с ним изменениями. И его тревога была вполне обоснованной. Все началось с того самого момента, когда Миша встретил на улице себя и осознал, что он русский. То, что он русский, конечно же, он знал всегда. Но глубинное осознание этого факта произошло после той мистической встречи, которая запустила в его сознании очень необычные необратимые процессы. Это было сродни вирусной болезни, которая возникла внезапно, облюбовала Мишин организм и не собиралась отступать. Вместе с пробуждением национального сознания пришло отторжение ко многим привычным вещам, являвшимся неотъемлемой частью его быта: еде, одежде, образу жизни, взглядам на мир.

Миша с детства был самым обычным мальчиком, коих миллионы на просторах России. Он ходил в обычную школу и ничем не выделялся среди сверстников…

Конечно же, дорогой Читатель, все это не совсем так или вообще не так. Подобными словами мог бы начаться рассказ о каком-нибудь другом мальчике Мише, которых действительно очень много на необъятных просторах России. С нашим Мишей все было иначе. Мальчику было 35 и жил он в Соединенных Штатах на побережье Калифорнии. Родился он в небольшом сибирском городке нефтяников. В российской школе Миша никогда не учился. В середине девяностых, когда подходило время идти в первый класс, папа отправил семью в США, обеспечив Мишу и его маму всем необходимым для безбедного существования.

Отец Миши – Болодин Николай Валентинович был нефтяным олигархом средней руки. Средней, потому что его папа не входил не только в десятку, но даже в тридцатку списка российского Форбс. По этой причине и олигархом в общем-то его можно было назвать весьма условно. Состояние Болодина-старшего за всю историю ни разу не перевалило миллиарда долларов. Он плелся где-то на задворках первой сотни богатеев страны, теряясь среди серой массы стомиллионников.

Там, в России, у папы была другая семья и другие дети, которые недавно пошли в школу. Папина вторая жена была на пару лет младше Миши. Отношения между Мишиными родителями были вполне мирными, уважительными. Бури, связанные с разрывом семейных уз, давно поутихли. Мама Миши, Татьяна Григорьевна, жила недалеко, в Сан-Франциско, и была номинальным держателем части семейных активов. Для души у нее был небольшой благотворительный фонд помощи больным витилиго и художественная арт-галерея. В какой-то момент Татьяна Григорьевна решила, что она является потомком древнего дворянского рода и за вполне адекватную сумму нашла подтверждающие документы на этот счет. Мама любила рисовать картины маслом на холсте в стиле, который сама определяла как «абстрактный авангардизм». Полотна она любила жертвовать в дома престарелых, приюты для бездомных или просто дарить знакомым.

Миша тоже был номинальным держателем части семейных активов. У него на паях с папой и его знакомыми была сеть ресторанов, пляжных пабов и несколько гостиниц на побережье Калифорнии. Кроме того, Миша был совладельцем и президентом собственного яхт-клуба, штандарт которого с гордостью носил на одежде.

Школьные годы Миши прошли в закрытой частной школе для отпрысков состоятельных родителей. С Мишей дополнительно занимались одобренные российским МИДом репетиторы русской словесности, истории, светского этикета и тому подобной унылой чепухи. Единственное, что роднило нашего Мишу с гипотетическим Мишей из русской глубинки, так это умственная посредственность и общий жизненный пофигизм. В этом плане Миша действительно ничем не отличался от абсолютного большинства сверстников и вполне уютно чувствовал бы себя, учись он где-нибудь в Вышнем Волочке, Москве или Лабытнангах.

После школы Мише оплатили частный университет, где учились дети местной элиты. Здесь он приобрел много интересных и полезных знакомств среди себе подобных счастливчиков. Студенческое время было веселым и насыщенным событиями. Миша любил шумные тусовки. В университете было множество различных клубов по интересам. В двух из них – в гольф-клубе и яхт-клубе у Миши было членство. В яхт-клубе его даже избрали на некоторое время сопредседателем, но ненадолго. Мише оказалась скучна системная организационная работа, и он спустя месяц взял самоотвод.

Некоторые трудности возникли позже, после окончания учебы. Взрослая жизнь оказалась скучной и пресной. Миша чувствовал дискомфорт и опустошенность. Потом он пообвыкся и стал получать удовольствие от тихой праздности и размеренности бытия. Семейный бизнес не вызывал больших хлопот. Всю рутину тянули наемные менеджеры. Главная задача Миши в этом процессе заключалась в том, чтобы просто быть сыном своего папы и улавливать общую картину, не вдаваясь в детали.

Единственным по-настоящему близким другом и собратом Миши по счастью был Эндрю Скотт, с которым они сошлись еще в студенчестве. Эндрю присматривал за бизнесом своего папы на побережье и был большим поклонником гольфа. Эту страсть он унаследовал от отца, владельца крупнейшего гольф-клуба округа. Основным бизнесом папы Эндрю была киноиндустрия. И Эндрю, будучи довольно типажным парнем, периодически пробовал себя на киношном поприще, но особого рвения в этом не выказывал.

Ребята проводили вместе значительную часть своего свободного времени. А так как свободного времени у них было намного больше, чем несвободного, то вместе их видели гораздо чаще, чем порознь.

Осознание пришло внезапно. В том смысле, что произошедшие изменения не были результатом длительного процесса внутренней эволюции. Для Миши все началось с той злосчастной встречи на побережье Хаф-Мун Бэй, когда он увидел самого себя, стоящего под палящим солнцем с плакатом, предлагающим мытье яхт по смехотворно низкой цене. Тот, другой Миша, заискивающе заглядывал в глаза всем проезжающим и проходящим. По всему было видно, что парень очень нуждался в работе. Но никто не проявлял к нему интереса.