Проект "Мессия"
Шрифт:
Терранс смотрит на карту. На ее пустой, белый край, туда, откуда ни один обычный человек еще не возвращался. Эбориты каждый год засылают туда смельчаков, но пока безуспешно. Если кто и возвращается живым, то в состоянии помешательства. Терранс перерыл всю библиотеку Ордена, пытаясь найти ответ как преодолеть этот невидимый барьер безумия. Он знал, что это возможно, ведь кто-то же привозит дикарей из племени харонов, живущих на берегу реки Стикс. Белых дикарей, без отпечатка возраста, которых почти невозможно убить, ткани так быстро регенерировали, что никаких следов не оставалось. Их ценность была в том, что они умели извлекать память прошлых жизней. Окойо, так называемые восставшие мертвецы, одержимые памятью, говорили истину, которую тысячелетиями
Каста харонов в Ордене занимала особое место, никто кроме мэтресс, не знал, как она устроена и на чем держится. Хароны отличались дисциплиной, слепой преданностью, и отсутствием каких-либо чувств. Они были скорее функцией, чем живым организмом, и сейчас Террансу была нужна эта функция, чтобы сбежать от Ордена и спасти свою дочь.
Терранс то и дело наклоняет голову и прислушивается. Он уже знает как все будет и теперь ждет.
Он видел вероятность будущего, хароны придут из деревни и приведут с собой Бергия и его полиционеров, бросят их вперед, как кусок мяса и попытаются выманить его наружу. Хароны в отличие от людей знают, на что способен хранитель и будут осторожны. Не от страха, а выполняя приказ мэтресс. Ванесса лен Валлин так закостенела в своей самоуверенности, что отказывается видеть опасность. Как там, в древних текстах? Уходить, уступать место. Кажется, упиваясь властью, она совсем забыла о кодексе Ордена. О том самом последнем пределе – смертности. Она ведет себя как Неведомые, не признающие ограничений плоти. Она отказывается уходить.
Если он станет Императором, как суждено, ведь пророчество Дома Харат никогда не ошибается, то он заставит мать уйти. Он освободит людей от гнета Ордена. Даст им выбор. Сейчас люди выглядят не лучше, чем в тот год, когда остатки второй волны были изгнаны из Адара в пустыню Ардиб. Жалкие, запуганные, голодные, ради куска хлеба они не задумываясь отнимают жизнь и продают детей в рабство, потому что их нечем кормить. Они забыли, что значит гордость, что значит быть человеком. Терранс заставит их поднять головы и твердо смотреть в глаза любому под этим небом. Они – наследники людей второй волны. Людей, что преодолели холод и темноту в поисках нового дома, тех, кто бросил вызов Изначальным и кому покорилась магия бесконечности. Но прежде он должен спасти дочь, спасти ее память, именно она откроет ему двери.
Вероятности все ближе, Терранс отчетливо видит, как будет дальше. Как сбудется пророчество Елены Харат.
Каттери то приближается, то отдаляется, как спутник вокруг планеты. Времени нет и смерти нет, сущность мерцает между вдохами и выдохами, между ударами сердца. Сердца в груди маленькой, слепой девочки Каттери лен Валлин. Сердце все еще бьется, но девочки больше нет. Память капает, как вода в колодец, превращая ее в кого-то другого.
Времени нет, но время почти пришло.
Каттери видит, как полиционеры, пригибаясь, выходят из тумана.
Их человек пятнадцать. Они разделяются на группы и расчехляют луки. Под ногами у них красный песок. Вверх, извиваясь, уходит тропа, ведущая к маяку и широкая дорога сквозь альбы, к крыльцу дома. Дом утопает в тумане, огонь на маяке погас, видно только торчащую башню и несколько ступеней крыши.
Четверо тащат тяжелый котел с крышкой, металл дымится, люди в перчатках, их лица замотаны тканью. Котел ставят в песок, снимают крышку и она видит его содержимое. Тяжелое, как расплавленный металл, и очень холодное. И очень горючее. Теперь она понимает почему Дом будет гореть четыре дня, в котлах дымится яд из грудного пузыря киатту. Ее топливо. И стрелы у полиционеров необычные, вместо наконечника шипы птицы-рыбы. Как только шип встретит препятствие, горючее вспыхнет. Стрелки окунают наконечники в котел, натягивают луки и опускаются в ряд на одно колено. Они целятся в небо, первая стрела срывается и летит, как искра в тумане. А вслед за ней в небе вспыхивает огненный дождь. Стрелы ударяется в крышу и застревают в плексе посадочной площадки для саагов. Несколько ударов сердца и будто опрокинули чан. Голубое пламя охватывает крышу и течет вниз, плекс плавится, раскаленные капли падают на газон и клумбы. Она знает этот ядовитый запах и видит клубы дыма вокруг крыши.
Терранс лен Валлин в своем кабинете, из окна ему хорошо видна вся площадка перед домом и аллея невысоких альб, он видит как из-за деревьев выходят всё новые лучники, только на них не серая форма полиционеров, а ярко-синяя. Ему не надо видеть нашивки, чтобы понять – дом со всех сторон окружают гвардейцы Императора.
Терранс ищет харонов и не находит. Чувствует жар от крыши и едкий дым, но не двигается с места. От ярости у него белеют скулы.
Мэтресс лен Валлин переиграла своего сына.
Ложная вероятность будущего заставила его ждать пока ловушка захлопнется.
Авар стягивает перчатку с одной руки, медленно сжимает кулак, это требует усилий, будто воздух внутри его ладони сопротивляется, а потом бьет кулаком в стену. Деревянная панель трескается и проваливается внутрь, на костяшках пальцев видна кровь. Он снова надевает перчатку.
По краю пробитой трещины закипают голубые капли крови наследника Вестников, Хранителя Ордена, будущегоИмператора Дерентии, Отца Бесконечности и Привратника у дверей Несбывшегося. По стене вдоль пролома ползет холод изнанки, покрывая стены голубым инеем.
Каттери смотрит на отца и помнит. Ревизия памяти, будто шаришь в темной комнате фонариком, выхватывая бесформенные части целого.
Она помнит, что все началось с того, что последняя провидица Аррана предсказала Террансу, что он станет Императором.
Помнит, что все началось с того, что Каттери лен Валлин, его названная дочь поспорила с Келлианой, что найдет яйцо птицы кулус.
Все началось здесь, под куполом Предела, где времени нет и смерти нет, где Творец видит, а Маат знает, как глубоки ее корни, и что Тропы несбывшегося всегда ведут под сень Древа Алларих.
Все начинается сейчас.
Сейчас доктор сидит в столовой, нажимая ладонью на красное пятно Аррана посреди скатерти, от напряжения у него всегда случаются судороги, он смотрит на свои руки и ждет. Иногда он отрывает взгляд и смотрит в окно. За ледяными узорами на каисовом стекле двигаются синие тени. Каис очень плотный и заглушает звуки. Доктор не слышит шагов, не слышит, как натягиваются луки, вынимаются клинки из ножен, перезаряжаются метатели, хотя возможно, ничего этого и нет, просто у доктора от страха разыгралось воображение.
Зачем посылать людей на верную смерть, если можно просто замкнуть кольцо и не выпускать добычу. Довести ее до отчаяния и тогда она сама кинется на копья.
Доктор будто снова сидит в окопе. Он чувствует, как по ногам ползет холод, вода доходит до середины голенища, влажная земля обхватывает лодыжку, не давая без палки сделать и шага. Ему кажется, что он плывет внутри глубокой траншеи, отталкиваясь палкой то от стен, то от земли. Каска мешает, она ему велика, платок, который он намотал на голову, весь пропитался потом. Он давно не видел солнца. Мешает высокий лес, густые, плотно переплетенные кроны высоко над головой. Невидимый архитектор воздвиг черно-красный купол и украсил его хищными лианами и огромными паутинами. Эта та самая граница, ее еще называют Низовье, между Дерентией и Халирут, труднопроходимая и недружелюбная местность. С воздуха зрелище впечатляет: красная земля резко обрывается, будто кто нарисовал ровную линию палкой на песке, а дальше начинается чернозем и зелень. Прямые линии напоминают швы, черно-зеленая заплатка на огромном красном полотне. Чужая земля. Земля, где доктор был уверен, ему суждено умереть от паучьих лап, от вывернутых наизнанку внутренностей, когда вылупится потомство. Или если попадет в ловушку халиров, то сгорит в пламени. Способов умереть было так много, что он примерял их, как костюмы перед торжественным приемом и оценивающе крутился у зеркала.