Проект Ворожея
Шрифт:
– Я и объясняю, Антон. Этот парень абсолютно точно мучил и убил Иру Киселеву. От него буквально прет этой потребностью разрушать, причинять боль, калечить морально и физически. И однозначно теперь, единожды попробовав, он уже не остановится. Он убийца, тут никаких сомнений. Но он не тот убийца, которого мы ищем изначально.
– Влада, тебе не кажется, что это уже слишком? – озлился я. – Что это еще за «он убийца, но не наш»? Девчонок убил один и тот же человек, это же и коню понятно! Если Славский сделал это с Ирой, то и с Катей, просто способы разные! Но только потому, что Катя была его непосредственной целью, а Ира оказалась помехой, побочным раздражающим фактором, отсюда и такая жестокость при расправе! А значит, и остальные жертвы на нем! Или ты думаешь, что маньяки собираются в клубы по интересам, режут и насилуют женщин, а потом еще от трупов в одном месте избавляются?
– Я не это пытаюсь сказать, Антон.
– А что?
– То, что тогда в Немово я видела кого-то совершенно другого.
– На минуточку, Влада, ты вообще никого не видела. Только чертову… не знаю… ауру! И совсем не факт, что тебе все это тупо не причудилось после того безумства и бардака человеческого, свидетелями которому ты стала сразу перед этим!
Влада затормозила так резко, что я почти врезался мордой в лобовое стекло. Сзади тут же засигналили, но, не обращая на это внимания, она развернулась всем телом в мою сторону. И вот теперь она точно смотрела именно на меня. Холодно прищурившись, пристально, изучающе, прошивая насквозь потоком своей жутковатой энергии, словно мы опять были незнакомцами.
– То есть ты резко перестал верить тому, что я вижу? – горько усмехнулась она.
Черт, вот только я могу так обосраться и, обойдя одну неприятную тему, по самые здрасти вляпаться в другую, возможно, еще более неудачную. И не соврешь ведь, потому как такое чувство, что сейчас Влада этим своим взглядом мне мозги как рентгеном просвечивает. И это, надо сказать, взбесило окончательно. Потому что, знаете ли, мужики терпеть не могут, когда их насквозь видят. Все без исключения причем!
– А я разве когда-то вообще утверждал, что верю на все сто? – спросил упрямо, не избегая прямого визуального противостояния. – Я обещал стараться понимать, принимать во внимание, что, между прочим, и делаю, но не верить в то, что каждое слово – истина, Влада. И давай начистоту. Разве ты сама не испытываешь ни тени сомнений в том, что видишь, или тебе кажется, что видишь? Потому как не сомневаться вообще – это… – я прикусил язык, едва не ляпнув «ненормально», но Влада поняла абсолютно точно.
Она не вздрогнула, не разозлилась, всего лишь медленно опустила ресницы, пряча от меня эмоции, отражающиеся в глазах. А когда снова подняла их, то я прочитал четкое и однозначное послание. «Лишен доступа».
Влада вытащила ключи из зажигания и протянула мне.
– Приехали, – безразлично сказала она, и, оглядевшись, я понял, что мы и правда давно стоим на служебной парковке, естественно, привлекая внимание тем, что долго не выходим из салона.
– Вот уж правда приехали, – пробормотал себе под нос, вылезая наружу. Соберись, Антоха, соберись! Работу работать надо, а остальное подождет.
Первый допрос Славского прошел отвратительно. Хотя правильнее будет сказать, что он вообще как таковой не состоялся. Ублюдок просто игнорировал и меня, и все мои вопросы. Сидел со скучающим видом и демонстративно изучал фактуру стен и потолка, пока я спрашивал, пугал, обрисовывал его невеселое ближайшее будущее, снова спрашивал, озвучивал результаты экспертизы и давил всеми за годы работы освоенными методами.
Единственное, что я услышал от него за те два часа, пока не добралась до управления его мамаша с адвокатом и даже лечащим врачом, это:
– А ваша интересная подружка не будет со мной беседовать? А жаль, вот с ней я бы нашел, о чем поговорить.
Мой телефон беззвучно задергался, и, вытащив его, я увидел имя Влады на экране и тут же отклонил звонок. Черта с два я пойду на поводу у засранца и позволю ей войти.
Владу я оставил наблюдать за процессом допроса снаружи, через зеркальное окно, и сделал это, надо сказать, скорее из дурацкого упрямства, порожденного нежеланием снова замечать, с каким плотоядным любопытством пялится на нее этот мерзавец. Но мысль о том, как она видит, что я терплю однозначное фиаско, пытаясь прошибить это невозмутимо-презрительное выражение лица Славского и добиться от него хоть какой-то реакции, кроме тотального молчания, доводила до окончательного тихого бешенства. Телефон прозвонил еще дважды, но я и не подумал заглядывать в него. Последним пришло сообщение, а потом, наконец, тишина.
Естественно, адвокат, появившись, закрыл своей хорошо проплаченной грудью Славского, потребовав время на разговор со своим подзащитным, а так же немедленное обследование оного его лечащим врачом на предмет травм физических и психологических.
Я убрался из допросной, но Влады снаружи не нашел. Столкнулся в коридоре с экспертами, которые шли к задержанному для забора новых проб, но они ее не видели.
В кабинете тоже было пусто. Сунувшись в телефон, чтобы набрать ее, я увидел сообщение, от которого у меня реально начал дергаться глаз.
«Звонил Гудвин и просил о срочной встрече! Как только разберусь, в чем дело, сразу же наберу тебя».
Просто, млять, какой-то апофеоз эпически паршивого дня! Да как она вообще посмела! Курица безмозглая, даром что экстрасенс! Удавлю, когда найду! Удавлю и сяду, хоть отдохну на нарах от всего!
Влада ответила, когда я уже готов был сбросить звонок и отправиться объявлять ее в розыск.
– Ты где, твою дивизию…
– Антон, я в приемном покое первой городской больницы, – перебила она меня дрожащим голосом, от которого мое сердце совершило отчаянный тошнотворный кульбит от внезапного, какого-то почти дикого испуга за нее. – Приезжай, пожалуйста, если сможешь! На Гудвина напали.
– Ты сама в порядке, Влада? – практически перебил я ее на полуслове, задавая лишь один вопрос из десятков, что крутились в голове, создавая какой-то хаос.
Каким местом ты думала, когда уходила? Отдаешь ли себе отчет, до какой степени перепугала? Можем ли мы сделать вид, что моего идиотского заявления просто не было, и этой ночью ты опять окажешься в моей постели? Хотя бы на сегодня? Потому что я неожиданно нуждаюсь в том, чтобы утопить в тебе себя настолько глубоко, насколько требуется для наступления полной тишины внутри. Временно притвориться, что всей поганой реальности вокруг нет и она не сможет до нас дотянуться, как бы ни старалась. Словно в детстве: мы в домике, и все дерьмо мира – мимо! И да, я в курсе, что это чистой воды эгоизм с моей стороны, но меня это нисколько не волнует, пока мы разгоряченные, обнаженные, и других людей, со всеми движущими ими причинами, не существует. Я что, совсем выдохся? Может, и так, но почему у меня такое чувство, что не я один такой, кто отчаянно нуждается в отрыве от действительности.
– Я – да. Но Гудвин… Антон, ему голову проломили! – всхлипнула Влада, заставляя меня в этот момент возненавидеть чертова крысеныша еще сильнее. – Врачи говорят, что он вряд ли выживет.
– Да… – «В гробу я его и видал, туда ему и дорога, прости Господи», – очень хотелось рыкнуть мне. – Нормально с ним все будет.
Такие легко не помирают. Выскочив из кабинета, я нос к носу столкнулся с шефом.
– Чудинов, в мой кабинет! – рявкнул он и ткнул в нужную сторону указующим перстом, обрывая мои возражения. – Немедленно!