Шрифт:
Глава 1. Тройственная жизнь
После той незабываемой встречи в номере лондонского отеля нам с Михаилом на некоторое время пришлось расстаться. Я вылетел в Россию на следующий день, он – продолжал учиться еще несколько недель. В редких телефонных разговорах о случившемся не упоминали, обсуждали только текущие нейтральные события и сугубо личные, семейные вопросы. Следующая наша встреча, после его возвращения в Питер, за исключением нескольких минут, потраченных на дежурные вопросы – ответы о перелете и состоянии здоровья, всецело была посвящена тому невероятному событию. Михаил начал с рассказа о том, как его в течение нескольких дней проверяли сотрудники Скотланд-Ярда и британской разведслужбы МИ-6.
Уже на следующий день после его участия в необычной встрече Избранных и знакомства с загадочным Лектором, по университету поползли странные слухи. Студенты полушепотом делились своими впечатлениями и догадками о странных и непонятных происшествиях, случившихся в университете накануне. В большинстве лабораторий в течение нескольких часов, сначала синхронно начали сбоить, а потом и вовсе отключились все сложные электронно-измерительные приборы и компьютеры. Служба внутренней безопасности университета примерно в это же время зафиксировала веерное отключение камер видеонаблюдения в некоторых коридорах,
Несколько последующих дней корпуса университета были наводнены представителями англиканской, католической и протестантской церквей, уфологами всех мастей, журналистами и репортерами. Все искали истину своими методами и способами – от душеспасительных откровений с молитвами и Библией, замерами энергетических полей в коридорах и аудиториях всевозможными датчиками и маятниками, до ярких постановочных интервью с микрофонами и телекамерами. Последними, примерно через неделю после тайной лекции, пожаловали сотрудники британских и американских спецслужб. Несмотря на плохое предчувствие, к встрече с ними Михаил подошел вполне подготовленным, как говорится, во всеоружии. Не только потому, что предварительно пообщался со всеми своими земляками – выходцами из России, проходящими обучение в университете. Многие из них по собственной инициативе поделились с ним впечатлениями от уже состоявшегося общения с представителями этих спецслужб. Но основные волнения и переживания от неизбежной встречи с ними были развеяны его отцом. После первых мысленных свиданий с ним в конце лекции и в моем гостиничном номере, Александр стал являться ему не только в ночных снах, но и днем, в минуты сильных волнений и тяжелых переживаний, вызванных необходимостью принятия очередного важного и ответственного решения. Именно он предупредил его о точном времени предстоящей встречи, подсказал оптимальную линию поведения и некоторые ответы на интересующие их вопросы. С его слов стало ясно, что агентам МИ-6 и ФБР известно о Михаиле намного больше, чем он сам мог себе представить. Не только по его учебе и студенческой научной деятельности, но и по его армейскому боевому прошлому. Время, проведенное им на Северном Кавказе, возможное сотрудничество с российскими спецслужбами и разведывательно-диверсионными армейскими структурами, тогда и теперь, интересовали их больше всего.
Предусмотрительность отца и пользу его подробного инструктажа Михаил оценил в первые же минуты состоявшейся встречи. Ему стали понятны его необычные рекомендации и наставления – на протяжении всего разговора с таинственными собеседниками не снимать оптические очки и непрерывно мысленно прокручивать в голове какую-нибудь веселую песенку. При этом постоянно улыбаться и выглядеть глуповатым, беззаботным простачком. На вопросы отвечать не сразу. Ссылаясь на плохое знание английского языка, задавать им как можно больше собственных встречных и уточняющих вопросов. От предложенного кофе отказаться, сославшись на гипертонию и собственное понимание здорового образа жизни. Больше всего уделить внимания чернявому, молчаливому сотруднику, который будет сидеть прямо напротив его.
Беседа проходила в просторном кабинете университетского чиновника, ответственного за работу с иностранными студентами "по обмену". Представив Михаила трем солидным мужчинам среднего возраста, вальяжно развалившимся в глубоких кожаных креслах с трех сторон невысокого журнального столика, хозяин кабинета указал ему на свободное четвертое. Затем, отдав помощнику указание принести гостям кофе и сигареты, пожелав приятной и плодотворной беседы, артистично поклонившись, удалился.
Вопросы задавали двое, сидевшие по бокам. Третий, сидевший напротив, пристально всматривался в лицо Михаила, упорно пытаясь встретиться с ним взглядом и подольше задержать его взгляд на своем лице. Когда ему это удавалось, Михаил всем своим нутром ощущал, как его голова наполняется холодным, вязким, пугающим туманом. Помня наставления отца, не отводя защищенного стеклами очков взгляда, еще шире и бестолковее улыбался, мысленно напевая песенку из мультфильма про Антошку: " Тили-тили, трали-вали! Это мы не проходили, это нам не задавали…" Все три собеседника в начале разговора тоже щедро, почти естественно, улыбались в ответ. Тем более, что первые их вопросы были нейтральными по смыслу и касались, в основном, впечатлений Михаила от Великобритании, Лондона и университета. Но уже скоро, поняв, что бесконечные уточняющие встречные вопросы бестолкового русского студента беспощадно замедляют запланированный темп разговора, улыбаться стали все реже и реже. Был задан неосторожный вопрос о том, не желает ли Михаил воспользоваться услугой переводчика. При этом, задававший этот вопрос агент, непроизвольно кивнул в сторону сидевшего напротив него молчуна. Тот, не успев сориентироваться в ситуации, обратился к продолжающему бестолково лыбиться студенту на русском языке. Стал выяснять степень его лингвистической подготовки и уровень владения бытовым и научным английским языком. Несмотря на хорошо поставленную русскую речь, Михаил сразу же определил в ней давно знакомую ему примесь северо-кавказского диалекта. Не прекращая улыбаться, расплывчато ответил на коверканном английском, что доволен уровнем своего английского языкознания, полиглотом становиться не собирается, так как намерен работать только в России.
Через несколько минут, когда вопросы агентов были уже направлены на выяснение деталей и нюансов конкурсного отбора в эту поездку, его учебных и научных предпочтений, Михаил уловил в их голосах, мимике и жестикуляции первые признаки долгожданного разочарования и раздражения. Он радостно отметил про себя, что двое агентов все чаще и чаще украдкой посматривают на циферблат настенных часов за его спиной. Ответил, что попал сюда почти случайно, по инициативе деканата своего факультета, вместо другого, неожиданно заболевшего студента. С напускным разочарованием стал жаловаться, что предложенная ему тема студенческой научно-исследовательской работы по изучению сексуальных эмоций грызунов, его мало интересует. Он рассчитывал на более интересные фундаментальные направления исследований в ботанике и микологии.
Новый раздел допроса о его конкретном местонахождении в день отключения компьютеров в лабораториях и видеокамер в учебных корпусах, проходил уже в режиме экспресс-вопросов и коротких, односложных ответов "Да – Нет". Снова воспользовался советами и инструкциями отца. Основываясь на его категоричных заверениях об отсутствии у спецагентов необходимых видеозаписей и других неопровержимых фактов, уверенно ответил, что был в это время на шоу Крайона. Для убедительности даже привел несколько ярких цитат-ляпов из ранее прочитанных его книг и пару мелких деталей самой встречи, действительно имевших место в той аудитории в интересующее их время.
Последние вопросы, уже на русском языке, задавал чернявый молчун. Его интересовало, на каких компьютерах и с какими конкретными программами все это время работал Михаил. Таковой был в единственном числе, и всем было хорошо известно, что за последние дни он был проверен специалистами до последнего винтика в техническом отношении и до последней буквы и клика "мышью" в операционно-содержательном. Поэтому, ответ допрашиваемого был быстрым и конкретным. Когда Михаил уже расслабился и заулыбался по-настоящему, неожиданно чернявый агент-переводчик задал последний вопрос, чуть было не поставивший его в тупик. Наливая в пустую чашку принесенный помощником свежесваренный ароматный кофе и подавая ее Михаилу, он вдруг спросил:"Ваш отец был известным в городе человеком, офицером и уважаемым сыщиком. Почему Вы не пошли по его стопам? Почему вы попали на срочную службу в армию, да еще и в "горячую точку" на Кавказе?!" Этой темы в последних инструктажах отец не касался. Михаилу не хотелось отзываться о нем в нехорошем тоне даже по крайней необходимости, особенно перед этими чванливыми иностранцами. Обдумывая ответ, машинально потянулся за предложенным кофе. Тут же услышал в голове родной, но строгий голос: "Не бери чашку в руки и не пей содержимое, не смотри ему в глаза, с ответом обращайся к самому старшему и самому полному из троих, говори и думай на английском!" Выполняя обещание, повернулся в пол оборота к толстяку. Растроганным, взволнованным голосом, с правдивой, искренней интонацией ответил: "Я любил своего отца, но не любил его работу! В юности я был хулиганом. В армию на срочную службу уходил с надеждой на исправление и взросление. Но и там мое поведение не нравилось командирам, и основное время я провел в тыловых, хозяйственных подразделениях, "крутил хвосты" быкам, баранам и свиньям. Наверное, там у меня, городского жителя, прорезалась любовь к животным и зародилось желание стать биологом! Сейчас я глубоко сожалею, что плохо слушался отца в юности, не ценил его заботу обо мне и не отвечал ему тем же!" Очевидно, сказанное произвело впечатление на толстяка. Несмотря на языковые проблемы, он ясно и правильно понял сыновьи чувства Михаила. Они его, отца трех проблемных подростков, глубоко тронули и зацепили за живое. После непродолжительной паузы, он успокоил разволновавшегося студента словами о том, что к нему больше нет вопросов, и он может быть свободным. После этого красноречивым жестом дал своим коллегам команду "закругляться".
Потом, по всем законам диалектики Гегеля, мы с племянником провели глубокий анализ и максимально объективный, не предвзятый синтез всех наших мыслей, впечатлений и выводов, связанных не только с самим лондонским событием, но и со всеми его последствиями. Завершая и резюмируя этот разговор, Михаил не столько поразил, сколько напугал и озадачил меня своим монологом – откровением: "В последние дни я замечаю странные перемены в своих мыслях и ощущениях. Внутри меня словно растет и зреет какое-то необычное, новое качественное состояние. Оно меняет ход моих мыслей, настроение и отношение ко всему окружающему. Я растерян и, честно говоря, напуган. Сутками напролет думаю о происшедшем. Лектор не обманул! Я до последнего слова, до мельчайших вибраций его интонации, и сопутствовавших им собственных переживаний, запомнил все им сказанное. Я чувствую, что безоговорочно и безответно верю ему. Но одновременно с этими моими чувствами, во мне растут и усиливаются сомнения и страхи другого рода. Вопросов без ответов становится все больше и больше. Почему, за какие заслуги, или, наоборот, за какие грехи и провинности, я был зачислен в эту международную честную компанию?!. Кто, почему, для чего, так решил и так поступил?! Чем теперь это грозит лично мне и всем моим близким?! Есть ли у меня выбор и право отказаться от всего этого?! Пришел ли я к этому событию сам, своими делами, поступками и мыслями, или меня, как подвешенную на ниточках куклу – марионетку, кто-то подвел к нему без моего ведома и согласия?! Я не терплю насилия над собой! Ни открытого, ни тем более, скрытого, завуалированного ложью и даже надменным молчанием! Мое нутро восстает против него быстрее, чем реагирует мой рассудок и мой покладистый характер. У меня были собственные планы на жизнь – я хотел заниматься наукой, создать семью, родить и воспитывать детей! Как теперь совместить одно с другим?! Мой ум протестует против всего этого! Если все уже давно определено и предусмотрено, и всем нам предстоит тупо играть и исполнять написанную кем-то другим функциональную роль, какой смысл и мотив должен быть для продолжения такой жизни, какие основания остаются для того, чтобы считать ее своей личной, индивидуальной и неповторимой?! Даже, если мне кое-что предлагается взамен утраченной самостоятельности!
В последние дни я все чаще замечаю появление внутри себя каких-то новых качеств и способностей. У меня появилась возможность связываться и общаться со всеми другими участниками того собрания. Как персонально, так и в групповом режиме. Без всяких смартфонов, телефонов и компьютеров. Достаточно лишь представить себе мысленно образ желаемого собеседника, сообщить ему цель обращения и повод для контакта. Он моментально возникает в моем воображении, независимо от местонахождения и занятости своими делами. Мы общаемся не словами, а какими-то эмоционально-образными, динамичными картинками. У всех их сейчас примерно такое же, как и у меня, состояние неопределенной растерянности и смятения. Никто не знает, что делать, и как с этим жить дальше!