Проезжий
Шрифт:
Те люди на моем пути оказались смышлеными ребятами. Они все поняли правильно. Каньон Ла-Плата — это вероятность. Каким-то образом я выехал из города, но двигался не к основной дороге, где ходят обозы, и не к ранчо. Они или владели информацией, в чем я глубоко сомневался, либо просто догадались, а теперь они находятся от меня всего в нескольких милях. Они пока живут догадкой или у них готов план? Я попал на дорогу Голд-Ран и ехал по ней вниз до дороги Потерянный каньон. Они намерены найти меня, так какой смысл бежать? Но я попробую. Их трое, а я один. Теперь они разбредутся в разные стороны, и если один из них заметит меня, то выстрелит, тем самым подаст сигнал остальным.
Я ехал через лес и каждый раз останавливался, чтобы осмотреться и послушать. В горной местности звуки распространяются далеко, но я предположил, что мои враги находятся ниже меня и я смогу их услышать до того, как увижу.
Я вытащил винтовку и осторожно двигался дальше. Мое сердце бешено колотилось. Трое крутых мужчин, кто они?
Я пересекал необъятный горный край, но даже в нем человек не мог затеряться, слишком мало тут было дорог. Я остановился под елью, давая возможность лошадям перевести дух, и оттуда увидел их. Они находились примерно в четырехстах метрах подо мной на расстоянии около двух миль. Их лошади мчались через луг. Солнце сверкало на их винтовках.
Если я поеду вперед, наши пути пересекутся. Если поверну назад, они станут меня догонять. Если попытаться спрятаться, они все равно меня найдут.
Мои губы пересохли. Я облизал их, но это не помогло. Вытащив флягу, я отпил и закупорил ее, наблюдая за всадниками. Они, как и я, знали, что мы находимся рядом. Теперь я начал догадываться, кто эти люди. Отряд Бэрроуза, крепкие ребята. Похоже, я влип в неприятную историю, крайне неприятную.
Глава 21
Отряд Бэрроуза существенно отличался от отряда Лью Пейна. Эти сильные, опасные парни после всего происшедшего не станут встречаться со мной один на один. Они попытаются загнать меня в угол или устроят засаду.
Передо мной раскинулся Медвежий каньон. Дорога Голд-Ран исчезала в нем, а потом спускалась вниз к реке Долорес, откуда открывался путь в нескольких направлениях. Там начинались еще две узкие дороги, по которым, если двигаться на север, можно добраться через каньон к горному кряжу Индейский Путь.
Я не очень хорошо знал эти горы, но о дорогах слышал много. Эти сведения путники передавали друг другу при встрече. Ребята Бэрроуза действовали интуитивно. Они догадывались, куда я направляюсь, и собирались преградить мне путь. Если им удастся это сделать, придется сражаться.
Мне следовало где-нибудь остановиться. Если я буду продолжать бежать, меня поймают. Они ехали налегке и двигались быстрее.
Я пересек открытый луг и, спрятавшись за деревьями, начал спускаться вниз по Голд-Ран. Дорога напоминала американские горы, и большая ее часть скрывалась за деревьями. По моим прикидкам, крутой спуск тянулся более тысячи метров, а внизу я немедленно свернул на восток. Когда позади осталась сотня ярдов, вошел в Медвежью реку и направил своих лошадей в обратную сторону, продолжая идти по воде до ручья Гринстоун. Затем свернул от реки и выбрал из двух дорог ту, что лежала восточнее и подымалась в горы. Я не сомневался в том, что они последуют за мной. Двигаясь по реке, я менял направление, поворачивая то на запад, то на восток, заметал следы, пытаясь сбить их с толку, но знал, что скоро они меня раскусят. Но пока у меня есть время и возможность найти подходящее место.
Я чувствовал, как внутри постепенно нарастает гнев. Я не хотел таких неприятностей. Хьюстон Бэрроуз сам затеял скандал и получил то, чем надеялся угостить меня. Его братья решили мне отомстить и шли за мной по своей собственной воле. Они охотились за мной только по одной причине — чтобы убить. А я уводил их в свои края, в горы, покрытые лесами. Лесами, где деревья прекращают свой рост из-за того, что их почки, находясь высоко над землей, замерзают. Растениям в тундре удается выжить потому, что их почки расположены близко к земле, и это защищает их от мороза.
Мне хотелось столкнуться с ними как раз у такого леса. Там трудно спрятаться, а местность хорошо просматривается на многие мили. Может, они тоже, как и я, привыкли к высокогорьям? Но едва ли. Они пасли коров, а это края овец.
Я выехал из густых еловых зарослей на открытую вершину. Мне нечего было бояться. Если даже они идут за мной следом, то не могут увидеть меня снизу. Чалый привык к горам, и, похоже, ему здесь тоже нравилось. Судя по растительности, мы поднялись на очень большую высоту. Я оглядывался на пройденный путь. Если они хотят меня поймать, им придется сначала поездить по труднопроходимым чащобам.
Выше меня, за голой скалистой вершиной, тянулся горный кряж Индейский Путь. Отыскав небольшую ложбину, я привязал лошадей к карликовым елям, а сам, прихватив с собой винтовку, вошел в еловые заросли и залег.
Место оказалось удобное. Две дороги, что тянулись по разные стороны от ручья Гринстоун, сходились прямо подо мной. По какой бы ни ехали преследователи, они все равно окажутся на открытом пространстве и в пределах ружейного выстрела. Еще одна дорога, по моим догадкам, это была тропа Маленького Медведя, уходила на запад.
Еловый лес, где я нашел себе укрытие, покрывал примерно два акра, в одних местах деревья росли густо, а в других простирались большие поляны. Здесь встречались вершины, покрытые лишайником и безлесые возвышенности. Мои лошади оставались незаметными со стороны дороги, по которой двигались всадники.
Если им нужен я, тогда встреча произойдет в этом месте. Гнев внутри меня перерос в жесткую, зловещую ярость.
Я мог свободно следить за обеими дорогами, поэтому прислонился спиной к дереву и отдыхал, довольный собой. Во мне бушевала ярость, но безмолвная красота и спокойствие природы постепенно вернули мне самообладание. И ярость сменилась обыкновенным гневом на людей, которые хотят принести в эти края кровную месть.
Земля, усыпанная у подножия склона альпийскими лилиями, казалась огненно-красной, как будто индейцы расписали ее своими яркими красками. На горе примерно в пятидесяти шагах от меня грелся на солнце желтобрюхий сурок. Я не мог сказать, заметил он меня или нет.
Наконец, я увидел их. Они находились от меня в добрых пятистах ярдах, с винтовками в руках, готовые к бою. Установив винчестер в рогатине дерева, я наблюдал, как они приближаются.
Английскому лорду, которого я сопровождал на охоте, наверняка понравилась бы наша смертельная игра. Этот сухой, одинокий мужчина, чье сердце осталось где-то в юго-западной Индии, часто рассказывал, как сражался с афганцами и другими народами, вспоминая те времена и места. «Наши противники, — говорил он мне, — были прекрасными воинами. Лысые, жестокие мошенники, сражавшиеся за любовь, готовые убивать без оглядки».