Профессионалы
Шрифт:
– Вру лишь в крайнем случае, – закончила за него Ольга. – А может, сейчас и есть крайний?
– Ты меня переоцениваешь. Я действительно не знаю, – с легким сердцем соврал Лева.
Лекции о парикмахерской как раз хватило на оставшуюся дорогу до дома. Ольга вошла в квартиру решительно, готовая защищать майора Гурова не только от сестры, но и от всего остального мира, Лева вошел тихий, с виноватой улыбкой, заранее все признавший и готовый подписать приговор, не читая.
Гуров приехал к нему домой. Человек, который знал о бильярде все, жил в общей квартире старого,
– Мастеров-то уже нет, вымерли, как мамонты, – отвечая на приветствие и не спрашивая, кто такой и зачем пришел, изрек хозяин.
– Здравствуйте, Кирилл Мефодиевич, – повторил Гуров. – Я к вам по делу.
– А ко мне без дела не ходят, – ответил хозяин, продолжая работать. – Вон на стуле плитка, включи, чай будем пить. Играющий? Настоящие кии я один делаю, верно пришел. – Он говорил легко, без старческого брюзжания.
– Не играю, – признался Гуров. – Я из Моссовета, разговор есть.
МУР является составной частью ГУВД, которое подчинялось Мосгорисполкому. Гуров полагал, что в принципе он представился правильно.
– Скажи. – Кирилл Мефодиевич поднял очки на лоб и впервые взглянул на Гурова. – Такой молодой, а уже начальник.
Вскоре они пили чай из больших обливных кружек. Гуров сразу понял, пока он не выслушает хозяина, никаких советов не получит. Слушать Лева умел.
– Значит, за ум схватились, лучше поздно, – речь у хозяина была гладкая, почти без анахронизмов. – Бильярд– игра прекрасная, исконно русская. Как Володя Маяковский играл? Наркомы играли, большие люди. Первенства проводились, звания мастеров спорта присваивали. А что сегодня? Видишь, не понравилось какому-то чинуше, что в бильярд на интерес играют. Ханжа! Если он сам, тот чинуша, ночь в преферанс резался, так он о том как о подвиге рассказывает. А бильярдные прикрыли, чуток и осталось. В Доме журналиста, что на Суворовском, бывшем Никитском, бульваре, уникальные столы, немец Шульц изготовлял, куда девали? Небось на дачу к другому чинуше отвезли? В том помещении бар определили. В Доме архитектора, на Качалова, столы досками забили. Дело? Нет, ты вот власть, ты и скажи?
Гуров подцепил ложечкой малиновое варенье, покатывая по небу сладкие зернышки, кивнул согласно. Хозяин, довольный, что речи его признаны правильными, продолжал:
– Кое-кто в бильярдных безобразничает. Факт, не отрицаю. А алкаши в скверах располагались. Скверы не вырубили, асфальтом не укатали. Я вот в ящик смотрю и в курсе. – Он кивнул на телевизор. – За алкашей взялись! Так с каким умыслом бильярдные закрывают? Человеческая особь, она разная.
Гуров терпеливо выслушал о всех бедах и несправедливостях, которые преследуют бильярдистов.
Кусочек мела старик разглядывал долго, мазал им руку, вернул Гурову и отвернулся.
– Значит, как я понимаю, ты из уголовки, – наконец сказал он. – Эх, люди, люди. Ну, раз пришел, значит, тебе надо. Мелок этот обыкновенный, из школьного набора. Однако выбран человеком разбирающимся, потому как мел бывает разный. Держал его в руках играющий, но не люкс, не экстра. Мерзость сотворил?
– Мерзость, – ответил Гуров и увидел в старческих глазах слезы. – Бильярд тут не виноват, Кирилл Мефодиевич. Я мог, к примеру, чертежный карандаш найти или, скажем, тюбик с краской.
– Чертежников да художников вы не запретили, – ответил старик. – Нужного вам отыщете, всех марать не станете. А нас, грешных, – он тяжело вздохнул, – мы вроде как вне закона и всегда на подозрении.
– Неправда!
– Ладно, не уговаривай, я что, не понимаю? – Старик огладил полированный кий. – В клубы, где еще не закрыли, пока не ходи.
Гуров записал два адреса, прощаясь, задержал слабую руку, посмотрел в выцветшие глаза:
– Большое спасибо, Кирилл Мефодиевич, очень большое.
В бильярдной было три стола, но присутствующие внимательно следили за игрой лишь на одном. На двух других столах игра велась легко и непринужденно, игроки негромко переговаривались, шутили и смеялись. Короче, на двух столах играли, а на одном то ли работали, то ли сражались, а скорее, и то и другое одновременно. Напряжение исходило не только от играющих, его излучали и зрители, некоторые после каждого удара дергались и гримасничали. Раздавались возгласы одобрения и разочарования, следовали комментарии, проводился профессиональный анализ ситуации. Зачастую мнения высказывались противоположные, но тон всегда был безапелляционным.
Гуров пришел сюда больше часа назад, присматривался и думал о том, что зритель в бильярдной являет собой синтез трех различных категорий. Футбольного болельщика в его худшем варианте – всезнайства, базарного тона и нецензурного лексикона, затем – интеллигентного, вдумчивого наблюдателя шахматного матча, который перед каждым ударом-ходом просчитывает варианты. И одновременно зритель в бильярдной напоминает завсегдатая ипподрома (Лева вспомнил молодость, дело Крошина), который шелестит купюрами, прикидывает, какую ставку он может себе позволить и стоит ли ее делать?
Играли двое, участвовали в игре почти все присутствующие, человек двадцать – не так много, бильярдная не стадион, не ипподром и не шахматный клуб.
Гурову почему-то казалось, что в бильярдной незримо присутствуют Грин, Куприн и дядя Гиляй, она романтична, загадочна и пахнет прошлым.
Играли в фишки, игру для Гурова малопонятную. В центре стола ставилось «каве» из деревянных столбиков, в центре пятая фишка, чуть более рослая. Игра велась тремя шарами, два «чужих», один «свой», помеченный черной тушью. Кием можно бить только по «своему». Задача – «своим» шаром попасть в «чужого» так, чтобы он, ударившись о борт, сбил фишки. За сбитые фишки на доске мелом записывались очки, выигрывал набравший первым шестьдесят очков. Казалось бы, простая игра вызвала у зрителей живейший интерес, разжигала страсти, обсуждения велись на языке, стороннему уху непонятном.
– Не от двух надо было играть, а от трех.
– И винт не левый нижний, а правый верхний.
– Не надо было играть, надо было «мазать».
Гуров за игрой не следил, профессиональных суждений не слушал, наблюдал людей.
Что значит – нет особых примет? Среднего роста, среднего телосложения и возраста. Не седой, не лысый, без бороды и усов. Очень даже неплохие приметы. Следовательно, всех молодых, высоких, толстых, хромых, бородатых, лысых, рыжих, седых отбрасываем. Что у нас остается?