Профессия
Шрифт:
– А Сотник – менее известный, но тоже довольно успешный бизнесмен. Тридцать девять лет от роду, директор «Tetnet» – софтвеерной компании: Интернет, программное обеспечение, ничего в этом не понимаю, но Рома разберется.
– Но если Прохоров был убит случайно, а заказ был направлен на Сотника, – Кир чешет бороду.
– Да, в том то и дело, – кивает Генка. – Это не очень простое дело. Как бы двойная работа, я понимаю. Поэтому сделаем так. Илья и Ирина – возьмутся за Сотника, поговорят по душам и покопаются в его делах. Рома проверит его бизнес. АлВас разберется в связях
Совещание окончено. Радует только то, что я попал в команду с Ириной, а не с бородатым Киром. О выжившем Сотнике у меня нет никаких мыслей.
– А почему он до сих пор в больнице? – спрашиваю я у Генки.
– А почему бы ему там и не быть? Что-то повреждено там серьезно, ключица пробита что ли. На месте разберетесь.
АлВас косится на меня подозрительно. Подозревает в дилетантизме – не иначе. Ирина захлопывает блокнот.
– Свободны?
И я думаю о том, чем будет заниматься сам Генка. Не иначе, как продолжать задушевные беседы с вдовой Прохорова...
Мы выходим из офиса, Ирина запахивает куртку и ежится.
– Да где же весна эта?
Идет к моей машине.
– Сама не водишь?
– Вожу, но не на работе. Я нервная, а повсюду пробки и посты. Откуда ты приехал?
Очень глупый вопрос. Очень.
– Я в Москве, значит, я москвич.
– Ясно. Что думаешь по Сотнику?
– Ничего не думаю. Сейчас пообщаемся. То есть... ты пообщаешься, прольешь бальзам на его израненную... ключицу.
– Шутник ты однако, – она улыбается. – Ты легкий человек, мне кажется. Никифоров сказал, ты профи.
– У меня было свое бюро... в Киеве.
– В Киеве? Ясно. И что там?
– Тоже зима.
– А в бюро?
– Надоело. Здесь больше драйва.
– Драйва? Так ты это называешь? Ну, возможно, – она усмехается.
– А ты?
– Что?
– Почему в «Спартаке»?
Она не отвечает. И я вдруг совсем иначе вижу ее грустное, бледное лицо, обрамленное светлыми волосами. И вопросы о красном платье отпадают сами собой. Можно было догадаться...
– Ясно, – повторяю я за ней.
– Что тебе ясно? – огрызается она и продолжает с глухой обидой на весь мир: – Ты знаешь, как я его люблю? До какой степени? «Очень» – это слабо сказано. Я все бросила: подиум, карьеру в рекламе, свои маленькие телероли, чтобы быть рядом с ним, чтобы быть ему полезной, чтобы ему удобнее было мной пользоваться! Но, если бы он хоть что-то чувствовал, не стал бы подкладывать меня в постель к нужным людям – ни ради какой информации, ни ради какой цели, ни ради какого задания! Понимаешь меня? Он ничего ни к кому не чувствует. Живет одним эхом войны, словно у него внутри разорвалась бомба. Я потом только сообразила, что так все и осталось по-прежнему: он в своем мире, а я – в своем, но рядом.
Я явственно вижу перед собой стальные глаза Генки и понимаю, что это – целиком в его стиле.
– Сейчас не встречаетесь?
– Очень редко, когда ему уж совсем пойти некуда. Но это... как
Зачем она рассказала мне это?
– Зачем я рассказала тебе это?! – поражается она сама.
– Потому что мы – маленькая команда. И как командир нашей маленькой команды, я скажу тебе, что рано или поздно самая сильная боль проходит, самая страшная печаль забывается.
Она кивает головой.
– Да. Еще говорят: время лечит. И я очень хочу, чтобы это в конце концов прошло... это все, эта мука. Но мне кажется, что она пройдет вместе с моей жизнью.
– Не выдумывай!
– Так я чувствую. Но...
Ее губы находят забытую улыбку.
– Но что?
– Но мне казалось, что это я командир нашей маленькой команды, а ты – новичок.
И я тоже улыбаюсь.
– Хорошо. Я согласен быть новичком, мэм. Согласен быть стажером и даже чернокожим напарником.
Она оборачивает ко мне бледное лицо.
– В твоей жизни тоже... было много страшных вещей?
– Много, мэм. Очень много. Но я все еще новичок...
7. КЛИНИКА
В клинику нас пропускают беспрепятственно, но попасть в палату Сотника – далеко не так просто. В коридоре у белых дверей дежурит рослый парень.
– Личная охрана Олега Валентиновича! – останавливает нас резко.
Предъявляем удостоверения. Он долго сверяет наши лица с фотографиями в документах, потом скрывается за дверью.
– Входите, – наконец, пропускает нас. – Только недолго.
Сотник пытается подняться навстречу. По словам Генки – успешный бизнесмен тридцати девяти лет. Сейчас он не выглядит успешным, но и на тридцать девять тоже не выглядит. Это моложавый, невысокий парень, с загипсованным левым плечом и желтоватым лицом под темными растрепанными волосами. У него карие глаза и некрупные черты лица. Он небрит и помят. И если бы я не знал о его ранении и о том, что он потерял друга, я бы спросил, сколько дней до этого он пил не просыхая.
Мы здороваемся, он кивает на стулья для посетителей.
– Я знаю, что Ольга вам звонила.
– И теперь мы пытаемся выяснить детали.
Он сжимает губы, хмурится.
– Да обычный был вечер. Мы иногда встречаемся так с Виталькой. Встречались... Сидели обычно в «Кара-Куме», выпивали. А тогда я не пил даже, потому что собирался еще по делам заехать, и предложил его подкинуть. Подошли к моей машине, остановились... что-то он рассказывал, а я ключи вертел в руках... Что он рассказывал... блин, не помню. Про какой-то проект, но так – горячо, как он обычно. А, вот о чем, вспомнил... О том, что городские власти отказали ему в аренде земельного участка. Там, сложная схема нарисовалась, кто-то выискался нелояльный. Что-то такое. И тут с дороги стали стрелять. А быстро же – никто ничего не сообразил. И если бы мы за тачкой стояли, а так – впереди, чуть в стороне, достать легко. Меня вырубило тогда, я только в больнице очухался. И, говорят, если бы ниже пуля попала – сердце, легкие... А так ключицу перебила. А Витальки нет. Я уже в больнице узнал – Оля приходила, рыдает.