Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей
Шрифт:
На аналое лежали восковые свечи. Все это было припасено для Никитки, который любил, как он говорил, предаваться по ночам «молитвенному деланию».
После беседы с отцом Василий Алексеевич ночевал у Машуры. От Машуры он зашел к Никитке в сторожку. Странник его встретил с великой радостью.
– Се припаду ниц к господину моему, – сказал он, отвешивая Василию Алексеевичу поясной поклон, касаясь рукой до земли.
– Не надо твоих поклонов, – сказал Василий Алексеевич. – Сиди смирно. Чего там раскланялся… Я не поп.
– Молю о тебе Господа Бога моего и денно и нощно, – продолжал тем же тоном Никитка, – ибо ежедневно мне от твоих милостей приношение, и самоварчик утречком несут, и угощение разное.
– Ну и отлично, коли нравится. Живи да поживай, – сказал Сухоруков, садясь на лавку.
– Ох, недолго сие будет, – отвечал со вздохом странник, – скоро мне в дальний путь, ваше сиятельство.
– Куда? – удивленно спросил Сухоруков.
– В Киев, родненький, в святые места… Душу томить вознестися горе… к угодникам божиим…
– Однако с чего ты это вздумал? Когда ты едешь? – допрашивал Сухоруков.
– Не еду, а шествую по образу хождения пешего, и будет сие во вторник на той неделе.
Сухоруков умолк. Прошло несколько секунд молчания.
– Вы, ваше сиятельство, насчет Машуры не сумлевайтесь, – осклабился вдруг Никитка. – Здесь я теперь, значит, не нужен. Она сейчас хорошо налажена…
– Не то, Никитка, не то говоришь, – резко сказал Сухоруков. – Не в Машуре дело… Другое тут есть, – начал Василий Алексеевич. – Ты знаешь ли старуху Незванову… Помещицу… Поблизости, в Чермошнах?
– Как не знать, – отвечал Никитка.
– Наверное, у нее бывал? Расскажи, как она живет. Мне хочется знать.
– Как живет? Да живет, мошну набивает, на сундуке сидит… Старухи тоже у нее разные… Ей все причитают: благодетельница ты наша, благодетельница, а за спиной у нее воруют, и староста ворует, а мужики пьянствуют. Меня не взлюбила, старосте велела прогнать; чуть собаками, окаянные, не затравили. Закричала на меня – пустосвят ты! А сама праведницу из себя строит. Тоже в церкву любит ходить… Свечи ставит… Ризы жертвует… По пяточку нищим подает… Дура!..
– А живет-то она как?.. С опаской?..
– Не знаю, ваше сиятельство, какие у нее там порядки. Я у нее всего один раз и был. Не взлюбила она меня… Да ты, сиятельство, что такое затеял? – сказал вдруг Никитка. Он воззрился своими черненькими глазками на Сухорукова.
Сухоруков был не из робких. Прямота Никитки ему понравилась.
– Хочу с тобой посоветоваться. Ты ведь «старец», – сыронизировал Василий Алексеевич. – Хочу у старухи Незвановой денег занять.
– Дело мудреное, – сказал Никитка, пытливо смотря на барина. – Как у нее займешь? Какими молитвами подъедешь?
– В этом ты можешь мне пособить, – возразил Сухоруков. – Ведь наладил же ты тогда мою Машуру. Наладь и старуху: пускай она этот свой сундук мне отопрет… Мы тогда и возьмем, что надо.
Прошло несколько секунд молчания. Сухоруков внимательно смотрел на Никитку.
– Ишь, чего затеял! – тихо сказал Никитка.
– Деньги нужны, и деньги большие… – многозначительно и с расстановкой проговорил Сухоруков.
– Я тут ничего не могу, – объявил Никитка, почесывая затылок. – А вот человечка тебе в услужение для этого дела я укажу.
– Не можешь?! Почему не можешь? – допытывался Сухоруков.
– Сила в ней есть, в этой старухе, – заговорил странник. – Ее не переломишь… Я уже пробовал, не дается. Главное, к себе не подпускает… Только бы к ней подойти, тогда навалился бы… Да это все едино. Говорю тебе верно – я тебе хорошего человечка дам, – утверждал Никитка.
– Какого человечка? Ты не путаешь ли, любезный…
– Ничего не путаю, – отвечал Никитка. – Самый настоящий для этого дела человек. И у нее, значит, бывал; все ее повадки знает. Знает, где что лежит. Все тебе укажет и сон на нее наведет… Такой сон наведет, – продолжал многозначительно и с большим убеждением странник, – что ничего старуха не услышит. Приходи и бери, что нужно…
– Где же живет этот приятель твой? – заинтересовался Василий Алексеевич.
– И живет он от нее близко; всего в двух верстах на пасеке в лесу. Сам он пчелинец. И сила у него по заговору большая. Только вот насчет молитвы он плох; этого не может. Во святых ему не быть… – пояснил Никитка. – Не старец он а, значит, колдун… Креста боится…
– А ты креста не боишься? – спросил Сухоруков.
– Мне чего креста бояться. Наша жизнь праведная, – с гордостью сказал странник.
– Как зовут этого твоего колдуна?
– Зовут Батогиным, Иваном Батогиным. Он – казенный мужик, вольный. И живет он на опушке леса у самой дороги, – Странник стал подробно объяснять Сухорукову, как найти Батогина. – Да что там толковать, – закончил он свою речь, – я уж, куды ни шло, сам пособлю тебе. Вот сейчас, ваше сиятельство, в дорогу к нему и снаряжусь. К ночи туда доберусь. Его налажу… Объясню ему, что ты к нему приедешь… Когда ждать-то прикажешь?
– Как у тебя все скоро идет, – улыбнулся Сухоруков. – Ты лучше другое мне скажи – скажи, верный ли он человек? Стоит ли с ним связываться? – с сомнением в голосе проговорил Василий Алексеевич.
– Я тебе говорю, что будет для тебя верный, – убеждал Никитка. – Уж я его налажу. Ты мне верь. Как перед Христом говорю.
Сухоруков стал раздумывать. Убеждения Никитки на него подействовали.
– Что же, – сказал он наконец, – скажи, пожалуй, твоему этому колдуну, что завтра у него буду вечером, а там видно будет.