Профессорятник
Шрифт:
Тот, кто выступает в роли такого обвинителя — обыкновенный атеист — vulgaris, самолюбиво обособившийся от Бога, и спорить с ним вообще-то бесполезно, можно лишь так — потрындеть. По-нашему, так грех — извращение человеческого естества, беззаконие, нарушение норм человеческого бытия, определенного Богом. Спор же о тяжести греха — очень часто бесплоден как пустоцвет и очень по душе всяким казуистам и безбожникам. Для разрешения его учрежден мирской суд — пусть он этим и занимается.
Увы, автор — греховный человек, не пытающийся рядиться в белые одежды. Кстати, мы никогда не пытались завязать разговор на эту тему с профессором Сухоруковым Вячеславом /Хмитриевичем, придерживающимся
Однажды в лихие годы начала миллениума у нас с профессором случилась совместная командировка в столицу. И там случилось невероятное: высокая принимающая сторона неожиданно предложила нам оплатить поездку, не требуя при этом никаких подтверждающих документов. Это пахло даже не халявой, а чем-то другим, не менее соблазнительным, поскольку университет Герцена уже субсидировал наш вояж. Учитывая беспрецедентное финансовое угнетение профессуры в те годы (впрочем, с тех пор ситуация изменилось не очень сильно), автор «раскатал губу» и, ничтоже сумняшеся, был готов пополнить свой карман свалившимися буквально с неба «шальными тугриками». Механизм бухгалтерского отчета в те годы автору был хорошо известен — он гарантировал нам полную безопасность от «государева ока».
— Нет, это дело не богоугодное — в этом я вам не компаньон — помнится, изрек тогда профессор. В результате автору пришлось согрешить дважды — во-первых, при замышлении этого не «богоугодного» деяния, а, во-вторых, в мыслях, одолевших после «предательства», казалось бы, надежного друга. Ну как же так? Родное государство платит профессору на уровне дворника — это нечто богоугодное дело? Сам Конфуций грешил (с женой не ладил), Адам с Евой немало передали нам по наследству и т. д. и т. п., а тут какие-то несчастные гроши. Но профессор был непреклонен: дескать, не существует разницы между большой и маленькой ложкой дегтя — бочка с медом будет все равно испорчена.
Но, однажды на факультете произошло нечто ошеломляющее: в процессе ремонта факультетских помещений в кабинете профессора за отодвинутым диваном рабочие обнаружили, о Боже, несколько матерчатых предметов ...женского туалета. Пока выясняли происхождение компрометирующих артефактов, некоторые коллеги не без улыбок уже шептались по углам, вероятно, припоминая байку о «тихом омуте». «Образец благочестия» — и вдруг, надо же, такой сюрприз!
Вскоре, однако, выяснилась истинная картина происшедшего. Это было время, когда в летний сезон на факультете время от времени нежданно-негаданно объявлялись нелегальные группы студентов-географов из разных концов бывшего СССР, совмещавших посещение «города-царей» с летней полевой практикой. Оказывавшихся без жилья, их бывало, тайком, без ведома ректората, (на легальное поселение в общежитие требовалось, как минимум, два дня, уходивших на бумажную волокиту), ухитрялись приютить прямо на факультете — благо спальные мешки у географов всегда были при себе. Отказать же им — значит, напороться на отказ там, куда уже проторили дорогу герценовцы.
Как раз накануне этого вселенского конфуза в кабинете (кстати, без согласия его владельца) и обитала несколько ночей группа студенток педагогического института из киргизского города Пржевальск. Вот они-то невольно и оконфузили самого благочестивого профессора Герценовского заведения. Думается, в данном случае Вячеслав Дмитриевич вовсе не прибегал к Таинствам исповеди и причащения, поскольку не было необходимости в их использовании как единственно возможного лекарства для исцеления своей души, вступившей на путь греха. Потому что никакого греха, собственно, и не было.
Р. S.
Кстати, переступая порог факультета географии, студенты и преподаватели из вышеупомянутого киргизского города веселили нас уже первой своей фразой: «Мы из Пёреживальска». Не менее забавно в их произношении выглядели также выражения, в которых присутствовал не произносимый ими звук «ф» — «Прунзе» вместо «Фрунзе» и, особенно, «Педерация» вместо «Федерация» и т. д.
40. ЧЕБУРАШКА
Вот уж какой студенческий «бренд» нельзя забыть и «ныне, и присно, и во веки веков», так это участие в работе «добровольной» народной дружины (ДНД), представление о которой современная молодежь может составить хотя бы по советским комедиям «Операция «Ы», «Бриллиантовая рука», «Самая обаятельная и привлекательная». Добровольность участия советских граждан в этом деле была весьма сомнительна, хотя бы потому, что особых льгот никто никому не обещал, а вот «бланш под глазом», подобно героине из последней комедии, при задержании нарушителей общественного порядка, можно было схлопотать запросто. Дружинники козыряли красными нарукавными повязками, а иногда даже нагрудными значками, выдававшимся вместе с удостоверением. Но нам он, почему-то, так и не достался.
Далеко не все дружинники второй половины прошлого столетия осведомлены о том, что первые добровольные народные дружины охраны общественного порядка были в инициативном порядке созданы именно в Ленинграде (вначале на Кировском заводе (1955 г.), затем на «Русском дизеле, Металлическом заводе, Невском машиностроительном и т. д.). Ну, а затем «славный почин» был подхвачен на местах, что и послужило основанием для принятия специального постановления партии и правительства «Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране».
Хотя, если трезво разобраться, идея народных дружин стара как мир. Навскидку, лишь при коронации императора Александра III в 1881 г. была образована так называемая «добровольная народная охрана» численностью 20 тыс. дружинников, выросшая до 80 тыс. при вступлении на престол Николая II. А кто такие красногвардейские отряды — главная ударная сила большевиков? Это те же рабочие и крестьянские дружины, представители гегемона. Это они громили буржуев, интеллигенцию, служителей культа, выследили в притоне банду знаменитого Витьки Карманного в Екатеринбурге, свершив над ее участниками революционный суд. Если покопаться в недрах истории появления добровольных помощников милиции, то можно отыскать интересные данные об организации на Урале так называемого Осодмила— общества содействия милиции, в котором состояли тысячи добровольцев. Говорят, что даже раскрытие убийства, с некоторых пор «нехорошего» мальчика, Павлика Морозова было раскрыто народными дружинниками до приезда сотрудников ОПТУ.
В институте Герцена (впрочем, как и в других вузах) дежурство в ДНД было практически «обязаловкой». Попробуй, комсомолец, увильни — сразу начинали песочить по всем линиям. При этом никаких бонусов студенческой братии никто не давал — разве что могли похвалить по комсомольской линии за активную жизненную позицию. Штаб дружины размещался на улице Желябова — кажется, в доме, где располагается шахматный клуб имени Чигорина. Здесь было самое желанное место для «сачков» — безветренно, тепло, сухо и милиция рядом, но в этом смысле везло лишь девочкам и «хлипким» юношам. Место же патрулирования (рейдов) студенческой дружины был Невский проспект — от Аничкова моста до Аэрофлота.
...Пожалуй, самая «лихая операция» институтских дружинников, в которой автору пришлось участвовать лично, была проведена в подземном переходе у станции метро «Невский проспект». По поступившей информации в вечернее время в переходе действовала «добродушная» шайка хулиганов, предоставлявшая возможность любопытным юношам за 1 рубль посмотреть на ... Чебурашку. (Читателю напомним, что этот персонаж, придуманный Э. Успенским в середине 60-х гг. как один из главных героев книги «Крокодил Гена и его друзья», внешне представлял собой существо с огромными ушами, большими глазами и коричневой шерстью, ходящее на задних лапах).