Профессорятник
Шрифт:
55. Об эпохе малиновых пиджаков
Нетерпеливая Халли Крэндалл (с ее семьей нас связывают многолетние узы дружбы) тут же расчехлила фотоаппарат и, привстав, начала вести рискованную съемку этой экзотической компании, которой в это время уже прислуживало несколько официантов, усердно сервируя стол и расставляя отнюдь не дешевые блюда из уже изученного нами меню. Чувствовал: ничего хорошего эта фотосъемка нам не сулила. И действительно — братва, не исключено, только что вернувшаяся со «спецзадания», стала
После этого раздалась команда: «по коням». Пацаны дружно встали и, злобно поглядывая в нашу сторону, проследовали к выходу, где их ждали два лендровера.
Между тем, заказанный обед на шесть персон так и остался нетронутым. Помнится: он был значительно дороже и вкуснее нашего.
56. «ХОЖЕНИЕ» В ДЕПУТАТЫ
С известными записками еще XV века тверского купца Афанасия Никитина «Хожение за три моря» настоящую байку чуть-чуть роднят только стилистические обороты и ничего более. Кроме выражения «хожение», в этих записках (заслуживающих больше ироничной, чем научной оценки) имеется еще один прелестный образ, не совсем корректно переведенный со старославянского: «а люди там лицом черны, а женки их все — б...». Применительно к нашей истории эти выражения можно удачно вплести в канву нашей словесной оценки избирательных кампаний в лихие девяностые следующим образом: подавляющее большинство участвовавших в этих мероприятиях лиц были душой «зело черны», а руководители избирательного процесса — так и вовсе все б... .
А все началось с того, что автор был приглашен в кабинет ректора университета Бордовского Геннадия Алексеевича, где компанию ему составляла ректор ЛГУ Людмила Алексеевна Вербицкая. Поставленная перед профессором задача была проста как «коровье мычание»: принять участие в надвигающихся выборах в Законодательное собрание Санкт-Петербурга и непременно победить. Наша реакция свелась к тому, что повода заподозрить себя в том, что похож на того, кто рвется к желанному «корыту», как бы, не давал, что смысл представительной власти состоит в обсуждении сбора и использования налогов, все прочее — бахрома и т. д. Но в ответ мне было посоветовано свой эгоцентризм спрятать куда-нибудь поглубже, поскольку в данном случае речь шла не об интересах отдельной персоны, а высшей школы в целом и вполне конкретных учебных заведений. Размышления были недолги — и что оставалось делать бедному профессору перед этим «железным» аргументом в виде «высоких материй»?
Честно говоря, положение несколько осложнялось еще и тем, что надо было «похерить» идею любимого нами стихотворения Саши Черного, которое десятилетиями с особым пафосом читалось нами в кругу друзей и считалось личной жизненной платформой:
Благодарю тебя, создатель,
Что я в житейской кутерьме
Не депутат и не издатель
И не сижу еще в тюрьме.
Благодарю тебя, могучий,
Что мне не вырвали язык,
Что я, как нищий, верю в случай
И к всякой мерзости привык.
Благодарю тебя, единый,
Что в Третью Думу я не взят, —
От всей души, с блаженной миной,
Благодарю тебя стократ.
Благодарю тебя, мой боже,
Что в смертный час, гроза глупцов,
Из разлагающейся кожи
Исторгнет дух в конце концов.
И вот тогда молю беззвучно,
Дай мне исчезнуть в черной мгле, —
В раю мне будет очень скучно,
А ад я видел на земле.
Немногие догадываются о том, что термин «грязные технологии» стал особенно популярен именно в период выборов в Законодательное собрание Санкт-Петербурга (1998 г.), хотя под это понятие подводятся и хорошо известные ранее методы прямого манипулирования поведением избирателей и давления на конкурентов. И надо же было нам «влипнуть» в избирательную кампанию как раз в эпоху «бандитского беспредела» и всеобщего раздражения, когда призывы к правде-матке звучали похлеще, чем «Сарынь на кичку».
По правде говоря, понятия «чистые» и «грязные» избирательные технологии — это разговорная «дурь», а не юридическая норма, потому что технологии могут быть, прежде всего, законными и незаконными. Ведь что такое незаконные методы, средства и приемы, которые должны пресекаться компетентными органами— это подкуп и давление на избирателей, распространение клеветы и, главное — фальсификации всех видов. Все это пышным цветом расцвело в период выборов в ЗАКС Санкт-Петербурга в 1998 г.
Нашим главным соперником на выборах оказался доселе неизвестный нам гражданин ставший после победы над нами не только депутатом ЗАКСа, но и ответственным его функционером, а впоследствии политиком общероссийского масштаба. Казалось бы, можно было только гордиться таким талантливым оппонентом. Но самая настоящая мистика состояла в том, что наш оппонент одержал блистательную победу, даже не «пошевелив пальцем»: не обещая, как водится, построить мост там, где и реки-то нет и вообще не участвуя в избирательной кампании (в частности, в теледебатах — может быть, из-за своей плохой дикции), форменным образом прячась от своих избирателей.
В самой же избирательной комиссии автору по большому секрету заблаговременно дали понять, что участие других кандидатов — не более чем «утешительные заезды», поскольку наш соперник обладает уж больно толстым «кошельком», и у него все давно «схвачено намертво». Мол, поберегите, не тратьте всуе свою энергию!
Вот так! Лишь российские просторы спасают нас по количеству дураков на квадратный километр — убеждала собственная жена, и она, безусловно, была права. Но автор, — чудак (пожалуй, это самая мягкая форма самоаттестации) по инерции продолжал заниматься публичным многоглаголанием, призывал возродить общественное целеполагание и немедленную ротацию бюрократии и элиты, усилить давление на Семибанкирщину, ограничить элитное потребление, создать национальный консенсус... Казалось, для победы оставалась самая малость. Не отрезвила даже брошенная публично едкая шпилька профессора Соколова: «очнитесь, блаженный вы наш кандидат в депутаты, участник очередной переписи идиотов в России».