Профессорятник
Шрифт:
Р. S.
И уж когда работа над байками была завершена, автор случайно прочитал какое-то объявление с обратным адресом: «СПб, улица Пердовиков». Придя домой и, проверив уж больно странное название петербуржской улицы, удостоверился, что она, все-таки, носит название «Передовиков». И едва успев удостовериться в этом, пришлось снова «чесать репу» над новым вопросом коллеги-юмориста: «На трассе Санкт-Петербург-Кингисепп есть селение Тикопись. Вы часом не подскажете, как зовут жительницу этого селения?»
76. «НАСЕКОМЫЙ МУХ»
При желании многие из вас могли бы вспомнить немало забавных ситуаций, связанных с нелегким процессом овладения
Гарантированные ситуации с комическим «душком» ждут каждого, кто пытается изъясняться на «ломаном» языке. Спрашиваем рабочего-таджика, обслуживающего минизоопарк в отеле «Гелиос» под Санкт-Петербургом:
— Сколько в вашем зоопарке насчитывается енотов?
Тот, лучезарно улыбаясь, отвечает:
— Пять штук! Адын болшой, другой маленкий.
Трудно удержаться от иронической усмешки, слушая переводы, например, из чешского: падло— весло, шлепадло — катамаран; летадло — самолет; плавидло — плавсредство и т. д.; или читая бюллетень о состоянии здоровья пациента в польской больнице: 8.00 — лепше; 12.00 — лепше; 16.00 — лепше и в 20.00 — здех. Посетившие Индию и поднаторевшие на хинди наши товарищи на вопрос «как дела?» не преминут случая с ухмылкой на лице ответить вам — «шебла», что означает «хорошо». И кто не улыбнется, слушая о «танталовых» муках переводчиков, пытающихся выразить на иноземных языках словосочетания типа «ешкин кот», «едрена вошь», «бляха-муха», «коза-дереза» и т. п.
Вспоминается, как по приезде на работу в Северо-Вашингтонский университет (шт. Вашингтон) пришлось первым делом написать для горничной записку, оставив ее на кровати: «Would you be so kind to replace my pillow» (дословно: «Не хотели ли вы быть столь добры, чтобы заменить мою подушку?». Когда эта записка попала в руки моих коллег, они душились со смеху, долго иронизируя надо мной за выспренно-светский стиль обращения к обыкновенной чернокожей лимитчице, убиравшей номера приезжающих гостей, в том числе — гастпрофессуры.
Увы, лингвистические «мухи» нередко порождаются неблагозвучными звуковыми и фонетическими ассоциациями, к которым «русское ухо», по нашим наблюдениям, отчего-то более восприимчиво, чем другие «уши», которые «толерантнее», что ли. Редкий русский не заметит созвучия, например, таких английских слов, как «Hungary», (Венгрия) и «hungry» (голодный») или «Turkey» (Турция) и «turkeys» (индюки»). Но, вот англоязычные люди этого не замечают, или, может быть, делают вид, что не замечают — кто их знает? Хотя, с другой стороны, в свое время английским комментаторам потребовался месяц, чтобы привыкнуть к фамилии российского футболиста Аршавин (arse shaving— ((бритье задницы»), еще дольше потребовалось ждать, чтобы ужиться с фамилией другого футболиста — Жиркова (jerk off— «мастурбировать»).
Как-то давно, прослушивая англоязычные тексты с помощью магнитофона, автор был вогнан буквально в «ступор» при попытке перевести на русский простую как «манная каша» фразу, которая, как оказалось позже, означала: «он платит долги». Мне же почему-то слышалась лишь отборная матерщина, и ничего поделать целый вечер с собой я не мог. Аналогичную «нецензурщину» я слышал от француза, который нормальным литературным языком характеризовал в свое время советское жигулевское пиво в переводе как «некондиционный товар», повергнув в смущение присутствовавших за столом женщин. В общем, «передайте привет мадам вашу мать».
И уж совсем комичной выглядела ситуация с «инновационной» попыткой в одном из «мест не совсем отдаленных» организовать ... курсы по изучению английского языка. На настойчивую просьбу молодой учительницы повторять за ней форму будущего времени, зэки неизменно добавляли ненормативное:
«I shall be [его фить],
«I will be [его фить].
Но это уж был полный «насекомый мух» и прямая ассоциация с ответом солдат из известного рассказа С. Довлатова:
— А. что вы делаете после обеда?
— Занимаемся хоровым, бля, пением.
II. ЕССЕИСТИКА
1. ГДЕ ВЫ, КУМИРЫ, АУ?
— Не можете ли Вы сказать мне, спросил я плюгавую фигуру, — кто строил этот мост?
— Право, не знаю! — отвечала фигура. — Инженер какой-то!
— .. .А скажите, пожалуйста, спросил я... — с кем живет эта певица?
— С каким-то инженером Крикуновым.
— Ну, сударь мой, как вам это нравится? (А. П. Чехов «Пассажир 1-го класса»)
Принято считать, что любой народ — живой организм особого высшего порядка. Столетиями, если не тысячелетиями, эволюция создает его, шлифует, отлаживает взаимодействие всех его «органов». В этом смысле плоды многовекового духовного отбора, великой «селекции» добра и совести в России оказались во многом загубленными катастрофой великого социального потрясения начала XX века, репрессиями, плохо просчитанными экономическими экспериментами 90-х годов. Как теперь хорошо известно, «совесть России», ее лучшие умы были расстреляны, сгноены в тюрьмах и лагерях, опозорены, их имена развенчаны, хотя часть успела все-таки спастись бегством за кордон. Так что массовое проявление бездуховности в нашем обществе, воспроизводство «шариковых» («совков», «швондеров», «остапов бендеров» etc.) имеет свои специфические корни.
Они — в отсутствии стабильных духовных ориентиров, в нескончаемых социальных передрягах, постоянно сопровождающих нашу жизнь, в неопределенности завтрашнего дня. Если в старой России существовали хотя бы святые, мученики веры, такие сподвижники духа как Толстой, Чехов, Достоевский, то впоследствии им на смену пришли рыцари плаща и кинжала, герои-кавалеристы (в сущности — головорезы!), герои-рекордсмены, покорители всевозможных вершин, самоотверженные ударники труда. Последние (те из них, которые «настоящие»), действительно, остались в памяти народной, но спрашивается: а где же идея нравственного героя, который исповедовал бы интересы не какой-то группы людей, пусть и достаточно большой, а общечеловеческие принципы? Увы, ее не стало — она, так сказать, элиминировалась, как-то незаметно полностью исчезла из нашего сознания.