Профессорятник
Шрифт:
Несколько лет тому назад сев в автобус по маршруту «Нью-Йорк-Вашингтон», я услышал объявление, сделанное водителем: Please, turn off mobile phones! (Прощу отключить мобильные телефоны). Оказывается, уже во многих странах предпринимаются попытки взять и запретить пользование мобильными телефонами в общественном транспорте (в России подобных инициатив что-то не видно, скорее всего, потому что наши избранники брезгуют пользовать такими способами передвижения, и их мобильные перезвоны не донимают). Подобное запрещение введено, например, в автобусах Варшавы (там красуются термонаклейки с перечеркнутым мобильным телефоном) и является ничем иным, как попыткой обучения
Название же этой байки дала сценка в Петербургском троллейбусе № 45. Пожилой мужчина с лицом, будто из потрескавшегося алебастра, в старомодной вязаной шапочке спортивного фасона, с парой очков (перевязанных резинками) на морщинистом лбу, пытался пообщаться с помощью мобильного телефона, вероятно со своим старинным приятелем. Как выяснилось позже, у обоих ветеранов имелись серьезные проблемы со слухом, что придавало их беседе непередаваемый колорит, поэтому первоначальное чувство негодования у пассажиров постепенно сменялось снисходительностью и даже весельем.
71. Реклама щей в троллейбусе
— Алло, здорово, Кузьмич! Плохо слышу тебя. Здорово, говорю, Василий Кузьмич! Это Степан говорит. Степан я, Степан, говорю... Ал Степан я, — тетеря ты! Глухая тетеря, говорю! Чего? Ну, нехай и я тетеря Ты чем занимаешься? Делаешь что, говорю!
Услышав начало трепа на высоких регистрах, некоторые пассажиры троллейбуса были готовы буквально задушить нахального возмутителя спокойствия, особенно после услышанной ими «восхитительной» фразы:
— Погромче говори, Кузьмич, — здесь галдеж в троллейбусе. Галдеж, говорю. Шум стоит, понимаешь?
От неслыханной дерзости «телефониста» кто опешил, кто просто рассмеялся, а стоявший в заднем тамбуре молодой человек в спортивной куртке смачно выругался, зло добавив:
— Дать бы ему по рогам, да промеж ему.
— Вот что, Кузьмич, — продолжал, «телефонист», — а приходи ко мне на щи! На щи, говорю, приходи. Че, че — через плечо! Щи, понимаешь, щи! Суп с капустой — тетеря ты.
Монолог Степана все более и более смешил пассажиров. Часть из них, похоже, уже смилостивилась в ожидании, куда этот разговор зайдет дальше.
— Громче в трубку говори, ни хрена не слышу. Мясо, говоришь? Мясо есть. Нет, говорю, есть мясо, тетеря ты, Кузьмич. Как же без мяса — давай, приходи.
Особенно «тугому на ухо» Василию Кузьмичу национальное горячее блюдо русской кухни было, видимо, хорошо знакомо, и, чувствовалось, что он напирал на то, что щи бывают разные — мясные, рыбные, грибные, постные, зеленые и др.
— Давай, Кузьмич, подходи, развей тоску, тоску развей, говорю. Жду к пяти. К пяти часам, говорю, тетеря, понял? К пяти! Чего? Ах. чарку, говоришь? Куда ж я денусь — обязательно налью, как же без чарки. Ну, будь здоров. Будь здоров, говорю.
На этом сеанс связи между ветеранами прекратился, но сам сюжет по инерции развивался еще несколько минут. Выходившая на очередной остановке пассажирка, чаще других ворчавшая на ветерана во время сеанса его телефонной связи, и уже «остывшая», имела неосторожность на весь троллейбус сыронизировать в том смысле, что она, дескать, и сама не прочь отведать хороших «щец», если, конечно, кто-нибудь пригласит, да еще чарку нальет. Ответ ветерана вызвал новый взрыв хохота:
— И ты, языкастая, не подслушивай чужие разговоры. И что за манера такая цепляться к мужикам? Да ладно уж, заходи, милости прошу — если, конечно, с бутылкой!
Р. S.
В свое время «В Московской городской управе бурную дискуссию вызвало предложение воспретить под страхом штрафа чихание в трамваях» (Московский телеграф», 1909). А «намедни» в нью-йорском метро мужчинам запретили сидеть в вагонах с широко раздвинутыми ногами. Тех, кто не будет соблюдать правила, будут штрафовать. (Нью-Йорк, 2 июня, 2015). Поскольку наши «слуги народа» столь плебейскими средствами передвижения не пользуются, чихать, раздвигать ноги, рекламировать щи и etc — милостиво разрешается всем.
72. КТО СКАЗАЛ, ЧТО ЛЕВА — ШЛИМАЗЛ?
«Да я каждую еврейскую жену узнаю сразу по трем признакам: лишний вес, гениальные дети и шлимазл муж, который все это терпит!» — как-то однажды сострил Аркадий Хайт. Кто же такой «шлимазл»? На жаргонном идише — это патологический неудачник с иронически-жалостливым подтекстом, а иногда — бестолковый ребенок, а то и веселый придурок, в общем — дурачок. Нередко в еврейских семьях матери и бабушки так, в шутку, любя, называют своих детей и внуков.
Когда один из начитанных кафедральных сотрудников подобным образом охарактеризовал нашего Леву — бывшего образцового студента (еще советской эпохи), а затем незаменимого лаборанта и подававшего большие надежды аспиранта, автор баек резко возразил против такой аттестации юноши, так как, по большому счету, она была оскорбительной.
Думается, на сотрудника сильно повлиял тот факт, как однажды Лева исполнил его просьбу — «смотаться» в магазин, доставить жаждущему пол-литра и некий «символический закусон». Получив на текущие расходы 25 рублей (другой ассигнации просто не было в наличии!), Лева вернулся с бутылкой элитного коньяка за 24 рубля и шоколадкой стоимостью 1 рубль, в то время как подразумевавшаяся бутылка водки в то время стоила всего лишь около 3 рублей («давеча, не то, что таперича»!). Таким образом, автор заказа, ни за понюшку табака, в одно мгновение лишился почти месячного фонда на горячительные напитки. По правде говоря, это был результат его ошибочно сформулированной задачи лаборанту, и еще неизвестно, кто из них больше соответствовал понятию «шлимазл».
За годы своего пребывания на факультете (примерно: с 1980 по 1993) Лева проявил себя в существе весьма креативного, сверхисполнительного студента, лаборанта и аспиранта, и вовсе не удивительно, что он неплохо защитил кандидатскую диссертацию по социальной географии. (При этом юноша успел два или три раза объясниться в любви сотрудницам факультета, но не получив взаимности, сильно переживал и мучился, бедняга). Так что «шлимазл» — это не про него.
Как говорил философ Кант, большой недостаток академической молодежи состоит в том, что она слишком рано начинает умствовать, не имея достаточных познаний. Лева всегда «умствовал по делу», благодаря своей основательности, систематичности и додумывания всего до конца (у многих его сверстников главным был порыв, которого никогда не хватало надолго). Можно привести немало примеров, когда лаборант подсказывал старшим товарищам неплохие идеи и предостерегал от непродуманных поступков.