Профиль невидимки
Шрифт:
Аббот не обманул надежд. Только с его прибором в руках американские инженеры смогли покончить со стуками в автомобилях и взять приступом такой необычайной тонкости метод отделки, как суперфиниш.
Техник из Мичигана хорошо понял всю выгоду своего изобретения. И вскоре в маленькой подвальной комнате, где помещалась его мастерская с двумя старичками рабочими, заварилось прибыльное дело. Профилометры, как чрезвычайная редкость, были на строгом учете в странах обоих полушарий. Даже спустя десяток лет в специальной литературе тщательно отмечалось: «По нашим сведениям, на практике применяется около ста двадцати профилометров. Из
Это было еще до войны, когда главному конструктору и его заместителю пришлось увидеть впервые один такой прибор, выписанный из-за океана. Действительно, стоило только поводить специальным щупом по поверхности металла, как прибор давал уже математический подсчет высоты невидимых гребешков. Заморская новинка в темно-коричневом ящике с двумя циферблатами.
Аббот был готов присылать такие ящики еще и еще. Он требовал взамен только одного: золота. Тысячи и тысячи золотых долларов за каждый экземпляр. Ларчик изобретателя чего-нибудь да стоил!
А после войны никому не известный инженер принес на завод такой же прибор своей конструкции, вскоре завоевавший себе широкую популярность под именем «профилометра Киселева». Первая демонстрация состоялась в заводском конференц-зале, и все столпились вокруг длинного стола, покрытого зеленым сукном, на котором молодой изобретатель с деловитой сноровкой и твердой решимостью в лице провел сеанс быстрого анализа разных поверхностей. Он многое упростил в своем приборе по сравнению с американским, сделал его портативнее, стремясь проложить ему дорогу на заводы, в цеха. И все же электрическое сердце прибора загадочно билось там, на столе, в глубине футляра-чемодана, поражая людей непосвященных своей строгой недоступностью.
Помнится, один из начальников цеха, старый производственник, взглянул тогда на главного конструктора, как бы ища у него объяснений, и сделал красноречивый жест: «Ну и чертовщина!»
А теперь вот им самим здесь, на заводе, надо было вплотную заняться этой «чертовщиной». И влезать в нее, задаваясь самой трудной целью. Создать новый прибор еще небывалой чувствительности, который вытаскивал бы самые мельчайшие гребешки из их микроскопического мира. И не только подсчитывал их, но и записывал бы, рисовал с таким увеличением, чтобы можно было легко и удобно производить над ними всяческие исследования и измерения. Вот на что им предстояло решиться.
Никто их не заставлял браться за все это. Не было ни приказов, ни постановлений. Они сами увидели то, чего требует время, и сами над этим задумались. Мало ли людей, сидящих в проектных и конструкторских бюро, которые готовы думать и творить только по указке, по предписаниям: «Сделай то-то…», «Разработай это…» А если самому, по собственному побуждению, когда видишь, что нужно было бы что-то другое, новое? Сам-то можешь ты предложить, доказывать, защищать? Свойство для всякой живой работы весьма немаловажное, хотя и несет оно с собой не очень-то много спокойствия и удобств. И мы сумеем еще в этом убедиться.
ВЫБОР КОНСТРУКТОРА
Конструкторский отдел. Высокий длинный зал со сводом - словно светлое небо. Белые стены, молочно-белые шторы на окнах, белые полотнища чертежей на огромных досках, поднятые, как паруса. Человек тридцать наполняют сдержанно-приглушенным движением и чуть заметным общим гулом эту заводскую гавань: конструкторы, техники, чертежники, деталировщики, калькировщики, старшие и младшие, конструкторы групповые и просто конструкторы..,
Кому же поручить новую тему? Кто сможет повести всю эту разработку с гребешками, проектирование прибора? Выбор, который всякий раз стоит перед главным конструктором. В нем, в этом выборе, в самом начале предпринимаемого эксперимента и таится уже нередко его конечный исход.
– Клейменов, - решительно советовал заместитель Евгений Александрович.
– А не рано ли ему?
– Ничего. Он может руками. И помнишь его защиту?
Клейменов действительно только еще начинал, едва закончил техникум при заводе, и в его послужном списке не было еще никаких особых конструкторских заслуг. И все же… Он несомненно обладал одним качеством, которое заместитель называл «он может руками». В понятии конструкторов это вовсе не ловкость при обращении с линейкой и карандашом, а нечто другое. Это умение, желание повозиться, когда нужно, собственными руками где-нибудь в цехе завода над тем, что переходит с чертежа в реальную вещь, в действующее, движущееся устройство. Как много конструкторов, прекрасно мыслящих линиями на бумаге, теряются вдруг перед простой необходимостью подправить что-нибудь пальцами, подвернуть, передвинуть в живом механизме! Клейменов как будто этого не боялся.
Случай с дипломной работой в техникуме также о чем-то говорил. Клейменов принес на защиту диплома не только теоретические данные и чертежи, но и выложил перед комиссией готовый приборчик, сделанный по этим чертежам. Держа за рукоятку приборчик, похожий на пистолет, молодой дипломант уверенно продемонстрировал его действие, чем и сразил окончательно всех членов комиссии. «Реалистичный подход», - было отмечено в протоколе.
Итак, еще один человек вступает в это дело с гребешками. Худой, вытянутый, с юношеским тенорком, хотя и с экономной, осмотрительной речью, светлоглазый, светловолосый, вечно что-нибудь перебирающий своими длинными пальцами с крепкими ногтями. Конструктор Юрий Клейменов.
Надо сказать, что принял он новую тему без особого воодушевления. Что ему там какие-то гребешки, над которыми он никогда особенно не задумывался! И что еще получится из всей этой затеи с необыкновенным прибором, столь непривычным для завода? А потом будут говорить: ну конечно, не справился…
Вечером, принеся домой стопку книг из библиотеки, сказал жене:
– Вот еще не хватало! Чтение для души!
Первый вечер встречи с гребешками.
Не скоро еще приступит он к практическому осуществлению прибора. Нет пока ни листа ватмана, наколотого на доску, ни линейки с карандашом, а есть только школьная разлинованная тетрадка, куда непрестанно, и на работе и дома, надо что-нибудь записывать. Выдержку из книги, имена, цифры… Тут же наброски схем. И вопросы, вопросы, напоминающие, как много еще нужно прочесть, сравнить, выяснить. Этап покорного ученичества.
На технических конференциях и докладах, посвященных вопросам чистоты поверхности, в Академии наук, в специальных институтах появлялся в то время среди почтенной ученой аудитории худощавый молодой человек в потертом костюмчике, светловолосый, ко всему жадно внимательный. Он садился где-нибудь сбоку, в задних рядах, и слушал и записывал в разлинованную школьную тетрадку.
Однажды кто-то заметил его:
– Что там за молодая поросль?
– Смена!
– ответил иронический шепот.