Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Шрифт:
Правда, бортничество — не то, что охота; это занятие предполагает обязательное установление общественных связей, ибо бортник находится ближе к обществу, чем независимый охотник: он уже, в сущности, стал землепользователем, сделал маленький, но решающий шаг к фермерству. В финале романа Боден становится преуспевающим землевладельцем, в котором нетрудно угадать некоторые фамильные куперовские черты. Именно этот слой общества привлекает наибольшее внимание писателя. В нем видит он главную предпосылку процветания демократии вообще, и американской демократии в частности. «Американский вольный земледелец представляет собой класс, который может по праву считать себя одним из первых среди прочих земледельцев. Он с каждым днем совершенствуется, не без помощи благоприятствующих законов, и… вскоре и вправду станет близок к такому идеалу, который ему приписывает уже сейчас язык льстеца».
Обратим внимание на эти слова. Они написаны после крупных аграрных беспорядков, потрясших штат Нью-Йорк в сороковые годы, когда свободные фермеры поставили под угрозу традиционное помещичье земледелие. (Кстати, отголоски этой борьбы отразятся и в некоторых сценах романа «Вайандотте».)
Купер, если употребить тривиальное выражение, живо откликнулся на земельный кризис. Он пишет трилогию «Семейство Литтлпейджей» (1845 — 1846). Это наиболее реалистические его романы, насквозь пропитанные острой социальной тематикой. Отголоски «земледельческой эпопеи» прослеживаются и во многих эпизодах «Прогалин».
Здесь, пожалуй, стоит сказать несколько слов о выборе автором места действия своего нового романа. Купер прежде никогда не бывал западнее Ниагарского водопада. Но вот летом 1847 года финансовые дела привели его в городок Скулкрафт, что в штате Мичиган. Путешествие открыло для прославленного романиста прерии. Вид засеянных пшеницей бескрайних просторов привел его в восторг. «Да мы же можем накормить весь мир!» — будто бы воскликнул он. Столь же благоприятное впечатление произвели на него и местные жители — пышущие здоровьем, исполненные гордостью и уважением к себе, процветающие трудяги. Купер сразу же решил писать роман об этом крае, отличающемся «непревзойденным великолепием». Открытие для себя новых земель, знакомство с их поселенцами преисполнило романиста гордостью за родную страну, и он предсказывает ей великое будущее.
Однако писатель не мог не помнить, что эта прекрасная земля отнята у другого народа — у тех, кого большинство белого населения Штатов считало низшей расой, с которой можно делать все что угодно: отнимать охотничьи угодья, издеваться над женщинами и стариками, прогонять на непригодные для сельскохозяйственных нужд «бедленды», лишать средств к существованию, наконец, нагло и неприкрыто уничтожать. Тем более что эту расу Купер уже не раз воспевал в своих романах. «Я считаю краснокожих такими же людьми, как мы с тобой, — заявляет он устами Зверобоя в одном из лучших своих произведений. — Люди отличаются друг от друга цветом кожи, у них разные нравы и обычаи, но, в общем, природа у всех одинакова… Каждого надо судить по его поступкам, а не по цвету кожи».
Личное знакомство Купера с краснокожими сводилось к случайным встречам в Нью-Йорке в двадцатых годах с индейскими вождями, проезжавшими через этот город в Вашингтон на переговоры с правительственными чиновниками. Но всевозможные литературные источники об индейцах и их судьбе писатель изучал весьма основательно. Среди них были и такие анекдотичные, как выпущенная в 1775 году в Лондоне «История американских индейцев» ирландского коммерсанта Джеймса Адаира. Несмотря на то что он прожил среди индейцев более двадцати лет, Адаир на двухстах страницах своего труда упорно пытается доказать, что аборигены Северной Америки произошли от древних иудеев. Отражение этой вздорной теории нашло свое место на страницах «Прогалин». Хотя многие из прочих работ отличались обстоятельностью и деловитостью, дальше поверхностных наблюдений авторы этих книг обычно не заходили. Серьезные этнографические исследования только зарождались. В год окончания «Прогалин» до первой экспедиции к ирокезам «отца американской этнографии» Льюиса Генри Моргана оставалось одиннадцать лет, а капитальный труд Моргана «Древнее общество», суммирующий и систематизирующий знания, накопленные наукой об американских индейцах, выйдет в свет только в 1877 году. Поэтому и почерпнутые Купером книжные знания иллюстративны, поверхностны и чаще всего выдаются в виде общих истин: «Для индейца трофей чести — не кусок тряпки, а кусок его собственной кожи»; «Краснокожий долго помнит обиду, но и благодеяние не забывает никогда»; «Североамериканский дикарь ставит твердость духа не ниже, чем храбрость на поле боя»; «Индеец так же любопытен, как и белый, только умеет лучше это скрывать»; «Индейские изустные предания зачастую куда точнее, чем писаная и печатная история белых людей»; «Неискушенному уму дикаря не свойственны обманные приемы»; и т. д. Остальное дорисовывается воображением литератора — ярким, впечатляющим, убеждающим, но не обязательно соответствующим истине. В конце концов Купер пишет романтическое литературное произведение, а вовсе не этнографический труд об аборигенах Северной Америки! В большинстве случаев его краснокожие просто противостоят белым персонажам повествования.
Это противостояние может принимать различные формы. В «Прогалинах» мы в основном имеем дело с вооруженным конфликтом. Здесь индейская масса — враги, и автор рисует их соответствующими красками, порой подчеркивая отвратительные (с точки зрения образованного человека того времени) обычаи и привычки. Правда, Купер заранее оговаривается: «В жизни цивилизованных народов было и до сих пор сохранилось множество обычаев, едва ли более простительных, чем скальпирование». А чуть дальше развивает, пожалуй, главную аксиому всей приключенческой литературы об американских аборигенах: «Мнение о краснокожем сильно зависит от того, к какому племени он принадлежит». Впрочем, для Купера это — не абсолютный закон. Скажем, Унгкве терпит поражение не потому, что принадлежит к ступившим на тропу войны племенам, а просто потому, что он скверный человек.
Интересно и другое. В «Прогалинах» писатель сознательно противопоставляет общественный строй аборигенов европейскому в попытке исследовать устои первобытно-общинной демократии и оценить ее в сравнении с демократией белого человека. «Когда мы слышим разглагольствования о том, что человечество по своей воле быстро движется по пути прогресса к совершенству, подкрепляемые ссылками на случаи проявления им мудрости, на умение самостоятельно вершить свои дела и на стремление к добру, нами овладевает скептицизм. Повседневный опыт нашей жизни, быстро приближающейся к шестидесятилетнему рубежу, противоречит и самому тезису, и фактам, приводимым для его подтверждения». Это — об обществе белых людей. Что же противопоставляют им краснокожие? «В этой части Северной Америки в политической жизни преобладает нечто весьма сходное с принципом демократии. Однако это не та ублюдочная демократия, которая так быстро входит в моду у нас и которая видит „народ“ исключительно в канавах под забором, забывая, что землевладелец имеет такое же право на защиту, как и арендатор, господин — как слуга, и джентльмен — как подонок общества. Индейцы мудрее нас. Они знают, что вождь достоин большего уважения, чем бездельники, слоняющиеся по деревне, и к первому прислушиваются, а вторых слушать не станут. Судя по всему, у них хватает здравого смысла, чтобы одинаково избегать ошибок тех, кто свято верит в благородную кровь, и тех, кто делает ставку на подонков». Достойный народ должен иметь достойного руководителя: «Индейский вождь, как правило, джентльмен». К числу основных достоинств краснокожих писатель относит прежде всего поведение в обществе в соответствии с принципами целесообразности.
Основательно обсудив достоинства и недостатки индейского общества как прообраза всеобщей демократии, писатель приходит к благоприятному для коренных американских жителей выводу: «Человеческая натура, конечно, повсюду одинакова, и не следует предполагать, что справедливость царит среди дикарей; но одно совершенно ясно: на всем белом свете самые простые и дикие люди гораздо лучше соблюдают собственные постановления, чем те, кто живет, как считается, в высокоцивилизованном обществе». И почти сразу Купер с искренней горечью вынужден отметить, что с распространением так называемой цивилизации характер краснокожих неизбежно и притом быстро меняется и в наши дни они все чаще следуют примеру, который им подают окружающие христиане.
Конечно, войны индейцев с белыми велись отнюдь не за лучшее устройство общества, не ради доказательства превосходства того или иного типа демократии. Шла борьба за само существование аборигенов, и малочисленные разрозненные племена коренных жителей страны по необходимости должны были потерпеть поражение в схватке с могучим соперником. При жизни Купера борьба эта была далеко не окончена, но исход ее уже во времена написания «Прогалин» был ясен и самому писателю, и его героям. Пройдет каких-нибудь четверть века, и кровавая индейская эпопея завершится.
Правда, остается еще один путь к торжеству справедливости, то есть, в сущности, к тому же, к чему в конечном итоге стремится любая демократия. И этот путь в «Прогалинах» пропагандируется с силой и убежденностью, не встречавшимися до тех пор в куперовских романах. Речь идет о христианском вероучении. «Следует ли… сделать вывод, что… реформа невозможна и общество обречено и впредь барахтаться все в том же болоте угнетения и обмана? Отнюдь нет. Мы надеемся и даже уверены, что любое усилие мудрой личности вознаграждается пусть небольшим, но улучшением, хотя потери при этом превосходят все ожидания. По нашему мнению, события будут продолжать развиваться таким образом, пока люди не осознают, что вот уже восемнадцать с половиной веков они держат в своих собственных руках безупречный кодекс законов управления обществом, законов на все случаи жизни, которые они, будучи не в состоянии постигнуть величайшую из истин, попирают ежечасно и ежедневно. Но должной чередой грядет день, этот кодекс возвысится над остальными, и вот тогда-то мир впервые обретет счастье и подлинную свободу».