Прогноз гадостей на завтра
Шрифт:
Я постаралась скрыть улыбку. Большей сплетницы, чем госпожа Базилевич, в консерватории не было. Эмма Марковна всегда знала все про всех, наверное, поэтому от нее и постарались избавиться поскорей при первой возможности. Место в отделе кадров – это та работа, которая должна доставлять ей истинное удовольствие. Думаю, Эдик сильно выгадал, пригласив на службу даму, от которой ничего не скроешь.
– Но Малевич почему-то не сказал мне о вас! – мило улыбнулась я. – Велел обращаться к некоему Саврасову…
Эмма нахмурилась, молча допила чай, потом заявила:
– Ладно, детка, ты своя. Я отлично
Коллектив Малевич подобрал первоклассный. Став директором кладбища, он моментально выгнал вон всех вечно пьяных могильщиков, а затем начал набирать новых. Основное условие при наборе: абсолютная трезвость. Через год кладбище было не узнать. С лопатами в руках ходили несколько бывших инженеров, пара преподавателей, штук шесть сотрудников разнообразных НИИ… Все носили безукоризненную форменную одежду и получали хорошие оклады. От ворот прогнали старух и нищих, построили концертный зал, отреставрировали церковь. Теперь здесь работали только интеллигентные люди. Жили как одна семья. Вместе справляли праздники, общались семьями. Потом Эдик привел на работу Жору Саврасова. Как только Эмма Марковна взглянула на парня, сразу поняла: этот из другой стаи. Уже сам внешний вид нового заместителя директора навевал мысль об определенных структурах. Жора носил обтягивающие мощное тело черные рубашки без галстука. Воротник, не сходившийся на толстой шее, всегда был расстегнут, и виднелась золотая цепь, больше похожая на якорную, чем на ювелирное изделие. Настораживала и речь парня. Услыхав его заявление: «Ну, чисто конкретно, ребятишки, работать надо», – Эмма Марковна впала в истерику и, влетев в кабинет к Эдику, шлепнула тому на стол папку.
– Что случилось? – улыбнулся Малевич.
– Ваш Саврасов, – кипела Базилевич, – обманул всех. Вот. Я проверила, он дважды отбывал срок, а в анкете об этом ни словечка! Гнать его взашей! Господи, Эдик, где были твои глаза. Хоть понимаешь, кого привел?
Директор спокойно закурил, а потом тихо спросил:
– Эмма Марковна, дорогая, какая у вас зарплата?
Дама удивилась:
– По ведомости шестьсот рублей, но ведь вы еще первого числа конвертик даете.
– Хотите, чтобы в конвертике лежало вдвое больше?
Базилевич хмыкнула:
– Конечно.
– Тогда попытайтесь повернуть мнение коллектива в благоприятную для Жоры сторону, – спокойно пояснил Эдуард, – потому что благодаря его усилиям мы станем намного больше зарабатывать.
– Но каким образом? – вскинулась Эмма Марковна.
– А это маленький мужской секрет, – хмыкнул начальник. – Успокойтесь, ничего криминального.
Но Эмма Марковна чувствовала себя крайне неуютно. Саврасов ей не нравился. И пухлый конвертик, полученный через две недели, ее не обрадовал. Надо признать, что Жора старался быть милым, улыбался, частенько приносил на работу торт или коробку шоколадных конфет, но каждый раз, откусывая кусок свежего бисквита, Эмма Марковна вздрагивала, ей казалось, что жирный крем пахнет чем-то противозаконным.
– Зарабатывать и впрямь стали хорошо, – вздыхала Базилевич, – только мне по-прежнему кажется, что Жора негодяй. И потом, он же судимый!
Я поставила на стол красивую фарфоровую чашку, расписанную нежными розовыми цветочками. Бедная, бедная, совершенно отставшая от жизни Эмма Марковна. Да в нынешние времена срок за плечами не пятно на биографии, а медаль, наградной лист. Люди с криминальным прошлым ходят по коридорам власти. Единственное, что лично меня удивляет в этой истории, почему милейший Жора Саврасов, имея столь правильную анкету, не двинулся в депутаты или губернаторы, а осел на скромном подмосковном кладбище. Что за делишки проворачивали они тут с Малевичем?
– Но, к сожалению, – подвела черту беседе Базилевич, – нам сейчас придется идти к Жоре, потому что он теперь исполняет обязанности директора.
В кабинет к Саврасову мы вдвинулись, когда мужчина, стоя спиной к двери, говорил по телефону. Не поворачиваясь, он указал рукой на кресла. Эмма Марковна поджала губы, но села. Жора нервно кричал в трубку:
– Ну и что? Мы обязаны похоронить их, его и ее, вместе, в одной могиле. Наплевать на ваши правила. Родственников никого не осталось! Сделаем все на свои деньги! Ну погодите, я найду на вас управу!
Он с треском швырнул трубку на базу, сел за стол, вытер бумажным платком вспотевший лоб и сказал:
– Прикиньте, Эмма Марковна, какие кретины встречаются! Мать их налево! Не желают отдавать тела Эдьки и Гемы, мол, я им не родственник! Ну жлобье! Ничего, ща попляшут, у меня дружки везде есть, в том числе и в ментовке. Неужто я допущу, чтобы Эдьку, как собаку, без отпевания…
– Эдуард был еврей, – напомнила Эмма Марковна, – а Гема не знаю кто, но скорей всего тоже не православная, вероятно, татарка, а они мусульмане.
– Ни фига, позовем муллу и раввина, – стукнул кулаком по столу Жора, – вообще-то бог один, но если не положено, то обстряпаем как надо. Сначала мулла споет, потом ребе что следует почитает, а потом уж и в церковь.
– Зачем? – изумилась Базилевич.
– Для надежности, – серьезно ответил Жора. – Чтоб уж совсем хорошо было, потом поминки, прямо тут. Я уже указание дал.
– Георгий Ильич, – проворковала Базилевич, – знакомьтесь, Евлампия Романова, она училась вместе с Малевичем и по трагической случайности оказалась рядом с ним в момент смерти.
– Ну мать твою налево, – подскочил Жора, – рассказывай.
Пришлось опять повторять все с самого начала.
– Значит, Эдька работу обещал, – задумчиво протянул Саврасов, потом неожиданно гаркнул: – Будет тебе служба, чтобы я последнюю волю друга не выполнил? Эмма Марковна, оформляйте ее в зал скорби. – Затем он обратился ко мне:
– На пианино играешь?
Эмма Марковна заерзала. Я улыбнулась:
– Немного умею.
– Моцарта там, еще кого печального знаешь?
Тут терпение Базилевич лопнуло, и она заявила:
– Уважаемый Георгий Ильич, я лично учила Романову и могу заверить, она…
– Если вы, тогда полный порядок, – прервал даму Саврасов, – пусть завтра выходит.
И он снова схватился за телефон. Уже покидая кабинет, я услышала, как он заорал:
– Слышь, Колян, тут один чудак на букву «м» не разрешает мне Эдьку похоронить по-человечески…
Мы выпали в коридор. Эмма Марковна тяжело вздохнула и спросила:
– Ну, как вам наш Жора?
– Колоритная личность, – ответила я, – а за что он сидел?