Прогноз гадостей на завтра

Донцова Дарья

Из недр джипа выбралась худенькая женщина, одетая в красивую шубку, она нервно комкала в руках носовой платок. Внезапно из темноты вынырнул батюшка, дородный мужик с окладистой бородой. Он ласково положил руку на плечо рыдающей даме.

Я во все глаза наблюдала за происходящим. Колоритная группа исчезла внутри маленького домика с трубой. Не в силах удержаться, я вышла во двор, подкралась к зданию и попыталась заглянуть в окно. Ничего не было видно, плотные занавески не пропускали ни малейшего света. Я осторожно потянула

дверь.

В образовавшуюся щелку просматривалось примерно двадцатиметровое помещение, обустроенное так, как это обычно делают в крематориях. Помост, задрапированный то ли красной, то ли черной тканью, с полозьями и занавесочкой в самом конце. Правее стояло что-то типа каталки, на которой лежало нечто маленькое, покрытое белой, кружевной простынкой, в изголовье покоился букет гвоздик.

– Ныне отпущаеши ты раба своего, – гудел батюшка, помахивая кадильницей.

– Милый мой, любимый сыночек, – рыдала тетка.

Затянутый в черное браток шмурыгал носом и изредка подносил к глазам платок.

– Что ты тут делаешь? – послышалось за моей спиной.

От ужаса я чуть не заорала и обернулась. Сзади стоял охранник.

– Что ты тут делаешь? – повторил мужик.

– Смотрю, – растерянно ответила я.

– Ишь ты, – хмыкнул секьюрити и велел: – А ну заходи!

– Зачем? – испугалась я.

– Иди-иди, – велел мужик и затолкнул меня в зальчик.

Услышав стук двери, Жора повернул голову, на секунду вскинул брови, но мигом сориентировался и сказал:

– А вот и Евлампия Андреевна, она сейчас нам сыграет. Идите, дорогая, к инструменту.

Толстой короткопалой рукой он ткнул в сторону стоящего у стены фортепьяно. На подгибающихся ногах я двинулась в указанном направлении, села на стул, положила руки на клавиши… Полились звуки «Реквиема».

С этим музыкальным произведением связана красивая легенда. Якобы к великому Моцарту явился ночью человек, тщательно закрывавший лицо, одетый во все черное. Бросив на стол золотые монеты, он попросил сочинить «Реквием». Композитор выполнил оплаченный заранее заказ, но таинственный незнакомец больше не появился. Моцарт же рассказывал потом, что во время работы у него было такое ощущение, будто он пишет музыку по заказу самой Смерти, которая скоро явится вновь, чтобы забрать его с собой.

Правда это или нет, не знаю, но при звуках его «Реквиема» у большинства людей по коже бегут мурашки размером с кулак. Сегодня же мне, как вы понимаете, было особенно не по себе. Впечатление создалось такое, что я играю на своих похоронах. Интересно, что сделает со мной Жора после завершения церемонии? Наверное, от ужаса я слишком сильно долбасила по несчастному пианино, потому что Жора тихонько подошел и шепнул:

– Хватит.

Я замерла.

– Повернись, – велел Саврасов.

Пришлось покориться. Жора подошел к стене, взял деревянный лоточек, похожий на гроб без крышечки, и ласково сказал:

–

Ну, прощайтесь с любимым сыночком.

Женщина кинулась на каталку и принялась комкать ажурную простынку.

– Ладно, ладно, ладно, – бормотал парень, – ну хорош, упокойся.

– Он прожил счастливо тринадцать лет, – проникновенно гудел Жора.

Я взглянула. Вот ведь кошмар, это и впрямь ребенок, слишком маленький для подросткового возраста, наверное, долго болел.

– Не знал ни голода, ни горя, – продолжал Саврасов, – все любили его, такого доброго, веселого, умного, он принес вам много радости, и вы похоронили его с честью. Теперь сможете приходить на кладбище, возлагать цветы и вспоминать любимого и дорогого.

– Аминь, – отозвался батюшка.

Саврасов подошел к каталке, откинул кружевную ткань, и я чуть не свалилась наземь.

На кипенно-белой простыне, в окружении ярко-красных гвоздик, лежало тело… пуделя.

– Это собака, – невольно вырвалось из моей груди.

Саврасов бросил на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал. Он ловко переложил животное в «гробик», установил конструкцию на рельсы, нажал кнопочку. Шторки разъехались, «траурный поезд» исчез.

– Завтра приходите часам к одиннадцати вечера, – сказал Жора, – захороним в нишу.

Женщина, продолжая всхлипывать, пошла к выходу. Парень протянул Саврасову конверт.

– До завтра, Георгий Ильич, – пробасил батюшка.

– До свидания, Михаил Евгеньевич, – ответил начальник и повернулся ко мне: – Ну, теперь рассказывайте, кто вы и зачем следили за нами? Ай да Эмма Марковна! Сколько вы заплатили старухе, чтобы она вас своей ученицей представила?

– Я правда училась в консерватории вместе с Эдиком!

– А, значит, подлым ремеслом шпиона занимаетесь в свободное время? И кто вас нанял? На кого работаете?

Дрожащей рукой я выудила из кармана брюк удостоверение.

– Агентство «Шерлок», – изумленно прочитал Саврасов, – начальник оперативного отдела Евлампия Андреевна Романова. Ну и ну. Частный детектив. И зачем вам на кладбище устраиваться понадобилось, а?

Я глубоко вздохнула и начала рассказ.

– Пошли в контору, – велел Жора.

Мы перебрались в его кабинет, где я и закончила повествование. Саврасов побарабанил пальцами по столу.

– Значит, думала, мы тут трупы прячем.

– Ага.

– И я убил Эдьку? Ну? Ведь правда?

– В общем, если посмотреть, то может быть…

– Не верти хвостом. Значит, считала меня убийцей! Ну ты и дура.

– Вот и нет, – разозлилась я, – сам дурак.

Саврасов засмеялся:

– Нет, это ты кретинка, полная идиотка! Думала, что имеешь дело с человеком, прячущим трупы, считала меня киллером и решила сама посмотреть за процессом, так сказать, утилизации?

– Я же не знала, что меня поймают! Почему вы хороните животных по ночам?