Прогнозы изменения законов природы
Шрифт:
Хорошо, что место было у окна. Я увидел бредущего нищего. Пошарил в кармане – я наощупь помнил, какие деньги как у меня сложены, помельче внутри – покрутил, достать сторублёвую или полтинник. Остановился на пятидесяти: все мы бедные, кто-то больше, кто-то меньше, сегодня я приписал себя к большинству, это на грани между бедностью и нищетой. (Я бы приписал к числу смертных грехов ещё самолюбование, но в этом в нынешнее время я, наверное, не самый грешный. С этим после других своих изъянов буду бороться.)
Я догнал незнакомца.
–
Тот повернулся. Оказалось, он лет на десять старше меня, хотя его морщин хватило бы на нас обоих, как будто он забрал мои себе. Также он представал не таким уж и нищим: на нём были старомодные, но чистые джинсы и клетчатая рубашка из плотной ткани, нестарый ремень, белые китайские кроссовки без бренда. Не позже месяца назад его стригли – причёска выглядела косматой из-за ветра и перепелёсой окраски, смеси седины с русой основой. Его согбенное состояние было, очевидно, приобретённым.
– Вот! – я протянул ему сжатую в кулаке купюру. Подавать деньги в раскрытом виде мне показалось неудобным.
– Спасибо! – он, также не глядя на достоинство билета, принял скомканную бумажку и сунул её в карман.
Возникла пауза – он тоже меня рассматривал.
– Да, мы тут в провинции бумажными не балованные! – он заулыбался, сразу снял взаимное напряжение и открыл двери к продолжению разговора.
– Андрей, – я протянул руку.
– Михаил.
Он постарался, чтобы рукопожатие с его стороны выглядело крепким и уверенным, но кисть руки была до невозможности сухой и с чуть скрюченными пальцами, поэтому оно получилось символическим.
– Вам помочь? – я глазами показал на ношу.
– Нет, я привык.
Мы пошли параллельно, я следовал по его пути.
– Я не бездомный и не нищий. Просто люблю жить посреди людей, – пояснил человек.
– Я бы, наверное, тоже так хотел. Но нет привычки. И, мне кажется, это по-своему непросто.
– Да, нужен свой характер или многолетняя привычка. Трудно в первые два-три года. Я ведь тоже раньше пробовал себя в большом городе, – Михаил говорил как-то рывками, не заикался, а как будто каждый раз решал про себя, стоит ли делиться новым откровением.
– Почему вы сказали тоже? – банально поддержал разговор я.
– Ну, по вам видно, что вы из метрополии, – человек переложил ношу на другое плечо, – И предлагаю на «ты», – добавил он без перехода.
– Да, конечно, – мне понравилось, что он сам вёл разговор, я бы затруднился придумывать непринуждённые и нейтральные для начала знакомства темы. Кроме того, необходимость постоянного лидерства в большом городе утомляет, хочется побыть в норке, говорить невпопад, не бояться показаться глупым.
Мы шли по обновлённому бульвару. Из-за хорошего впечатления и первых тёплых дней прохожие казались героями с картин эпохи Возрождения, нёсшими свои образы каждый в свою даль. Во всяком случае, мне хотелось так думать. Но, невольно отвлекаясь на окружавшие эту часть города
– А вы знаете… ты знаешь, что в итальянском есть специальное слово, обозначающее искусство вернуться в родной город после неудачи в большом? Только его не помню, – с новым знакомцем было удивительное ощущение, что можно говорить на самый широкий набор тем.
– Я тоже не помню, старею, – Михаил не смутился, и его слова прозвучали так, что он действительно это когда-то знал.
Пока между нами не возникало ни единой маленькой неправды, из которой часто состоят разговоры. Я списал это на краткость знакомства, по привычке не отпуская внутренние настройки, направленные на выявление манипуляций или непреднамеренной лжи.
– Хотите… хочешь выпить? – я и сам был не прочь в отпуске, пусть даже в середине дня.
– Нет, организм пока не просит. Может, попозже. У меня сегодня ничего не болит, и с утра здесь не было никакого горя.
– А что у вас всё-таки в сумках? – мне надо было дознаться для собственного успокоения, контуры ноши и её предполагаемый вес явно не соотносились, будто там были пушечные ядра.
– Там несбывшееся. Невоплощённое. Правда, только в судьбах людей этой местности.
– Например? – внутри себя я решил не избирать одну из простых линий, доверять или нет, а захотел пройти по среднему пути.
– Например, неизданная талантливая книга. Автор уже почти умер.
– В виде рукописи?
– Нет, в переплёте. Я сделал два экземпляра, ей и себе. Для радости. На толстой бумаге. Тяжёлая книга.
– И сказали, что книга издана? – я уже был вовлечён в эту игру с головой. Разгонялся на психологическом велосипеде, как тот пацан.
– Нет. Зачем так врать? Просто молча отдал.
Я знал вес настоящих книг. «Допустим, можно списать четверть ноши на это». (На этот счёт у меня был один «бзик»: я считал, что в современных текстах уже недостаточно привычных исторических знаков препинания, а стоит придумать и внедрить дюжину-две новых. Не эмодзи из Сети, нет – несложных, удобных и всем понятных символов. К примеру, знаки отчаяния, разочарования, приближающейся или происходящей катастрофы, может быть, надежды.)
– А ещё?
– Подожди! – он остановил меня жестом, положил сумки на скамейку, но оставив ношу, так и не распрямился.
Михаил сделал несколько шагов в сторону от бульвара, откуда донеслось громкоголосое: «Приём! Приём! Человечество, приём!». Машины резко остановились, люди отпрянули в сторону – через дорогу, задевая в попытках пощекотать прохожих, широкими волнами перемещалась пожилая женщина. Городская сумасшедшая ярко обозначала себя.
Речью, пёстрой одеждой, многочисленными лентами и тряпицами в длинных волосах. Я впервые видел «человека – лоскутное одеяло».