Программа защиты любовниц
Шрифт:
— Короче, снова задушена. Снова пятки искромсаны так, что кости торчат. Жертву пока никто не хватился, и она не опознана. Документов и личных вещей при ней нет.
— Снова голая?
— Совершенно! Ни единой ниточки, ни клочка бумаги на теле, только трава, в которой ее обнаружили.
— Сколько она там пролежала? — спросил Мельников.
— Трудно сказать. Эксперты трудятся, но убивали ее постепенно.
— Как во всех остальных случаях… — кивнул Валера своему отражению в витрине кафе, он собирался зайти перекусить. — Гребаный
— А толку?! — возмутился Володин и выругался. — Другие головы лучше, что ли? Мы с тобой этого упыря уже второй год пасем, а результат?!
Толку не было никакого, убийца не оставлял ни единого следа. Сколько они ни бились, сколько ни отслеживали маршруты жертв накануне исчезновения, ничего! Ни СМИ, ни обещанная награда за информацию, ничего не помогло. Полгода назад таскались за одним подозреваемым, на которого указали очевидцы. Будто бы видели, как одна из жертв садилась к нему в машину. Дяде попортили нервы основательно, оказалось, он ни при чем. Девушку тот дядя в самом деле подвозил, но высадил по пути к ее дому. Чему, оказалось, тоже очевидцы имелись. И все! С той поры ни единого следа, ни единой ниточки.
— Ладно, — вздохнул Володин протяжно. — Ты там давай через часок подъезжай в отдел, подумаем, посидим. Жениха этого пробить бы не мешало.
— Ну!
— И это, пожрать чего-нибудь захвати. Кишки сводит просто…
Мельников съел две порции огненной домашней лапши. Набрал с собой в пакет беляшей и пончиков с рисом и яйцом. И снова, как вышел из кафе, набрал кондукторшу.
— Да! — отозвалась та почти сразу.
— Добрый день. Из полиции вас беспокоят.
— На предмет?! — переполошилась сразу женщина. — Я ничего такого… За мной ничего…
— Я по поводу вашей вчерашней смены, а вернее, почти самого ее финала. — Валера быстро описал внешность Оли и свою, добавив, что парень был изрядно пьян, где и во сколько они сели в их автобус, и спросил: — Вы их не помните?
— Помню, конечно! — успокоилась сразу женщина. — Парень хоть и пьяный был, но нормальный.
— В смысле? — У него потеплело на душе. Хоть один позитивный отзыв в его адрес.
— Ну… Не бычился, не*censored*ган. Просто все время норовил перед девушкой на колени встать.
— Зачем? Прощения просил?
— Нет, замуж он ее звал, ну и прощения просил тоже.
— А девушка что же?
Он снова обругал себя на все лады. Не помнить Олю после того, как полгода только и мечтал о ней, только о ней и думал, это преступление!
— Девушка? — кондукторша задумалась. — Мне показалось, что ей это…
— Не нравится?
— Я бы сказала, что это было ей в тягость. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, кажется, — пробормотал Мельников с упавшим сердцем.
— Она все время морщилась, как будто у нее голова болела или зуб. А потом они вышли и все. Я больше их не видела.
— А случайно не запомнили, где они выходили?
— Как же не запомнила! — фыркнула кондукторша. — После этого в салоне сразу тихо стало. На Заводской они и вышли. Знаете, где это?
— Да, спасибо. — Валера отключился.
Как ему было не знать, если это была его остановка?! Оля привезла его домой, проводила, возможно, до квартиры, а потом…
Что было потом, он тоже не знал, не помнил. И куда подевалась Ольга из его квартиры, если она его туда привела, было неизвестно. Следов борьбы или физического насилия он поутру у себя в доме не обнаружил, так что, предположительно, Оля проводила его до двери.
— До подъезда, Валерочка, тебя девушка довела. До подъезда, дорогой. — Соседка со второго этажа баба Валя осуждающе качнула головой. — Ты же хороший мальчик, зачем же так пить?!
— Баб Валь, это я… Извините меня, пожалуйста! Вы мне лучше скажите, как мы с ней расстались?
— С девушкой?! — Из глубоких складок морщин на Мельникова выкатались два глазных яблока. — Я разве знаю, как и почему ты с ней расстался?!
— Да нет же, господи. — Он принужденно рассмеялся. — Вчера… Она меня довела до подъезда, а потом?
— А что потом? Тебя посадила на лавку, ты сразу прилег. Мы потом с Михалычем… — Это был ее муж, старый, занудный, беззубый мужик. — Наверх и отвели, но ты уже немного оклемался. Дверь открывал сам, и в хату входил сам. И даже спасибо нам сказал. Неужели ничего не помнишь?! — Он со вздохом помотал головой. — Стыдно тебе должно быть, Валерочка.
— Не представляете, как! — хлопнул он себя кулаком по груди. — И Оля… Что она теперь обо мне подумает?!
— А чего ей думать-то о тебе, тю-юю! — Баба Валя присвистнула, сложив сморщенные губы трубочкой. — Она в машину села, да и тю-тю, укатила сразу.
— В машину?! — Валера насторожился. — В какую машину?!
— Это я не знаю, не разбираюсь я. Темная, длинная, вишневая, кажется. Но больше ничего не знаю, не спрашивай! Ты вон лучше у Пашки Домового спроси. Он как раз чуть в морду этой вишневой машинке не въехал. Орал еще, ну да он все время орет, ты же знаешь…
Пашку Домового за его склочный, неуживчивый характер и луженое горло знал весь микрорайон, кажется. Он и прозвище Домовой получил из-за того, что постоянно дома чем-то гремел, стучал, орал, соседи с ума сходили просто. А так-то фамилия его была милой и безобидной — Зайчиков.
Домового дома не было.
— А я знаю, где его черти носят??? — тоже очень громко спросила жена Пашки Таня. — Ты, Валера, как спросишь тоже!!! Этой падле никакого покоя нету, и от него никому покоя! А про тачку он мне вчера рассказывал, сказал, что чуть на бабки не попал из-за этого фраера.
— Что за тачка, не говорил?
— А мне оно надо!!! — выкатила глазищи Таня. — Мне своих проблем жопой не сожрать, а я еще буду заморачиваться за тачку какую-то!!! Ты чего, Валера???
— Ладно. — Он поморщился, голова еще побаливала, а тут такой ор. — Скажи, чтобы позвонил мне, как появится.