Прогулка среди могил
Шрифт:
— Чтобы люди не ходили.
— А что, всем не терпится туда попасть? Господи, я, по-моему, еще в четвертом классе слышал эту шутку: «Зачем вокруг кладбищ строят ограду?»
— Наверное, от хулиганов, — сказал Кинен. — От мальчишек, которые переворачивают памятники и гадят в вазоны с цветами.
— По-вашему, мальчишки не могут перелезть через ограду?
— Послушайте, старина, это не мое дело. По мне пусть хоть все кладбища в городе стоят открытые. Как вы полагаете?
— Я только надеюсь, что это нам все не испортит. Если они приедут туда, а ворота окажутся
— Ну и что? Что они сделают — продадут ее торговцам живым товаром из Аргентины? Да они перелезут через ограду, как и мы. Но раньше полуночи там, скорее всего, не запирают. Ведь люди могут захотеть наведаться туда после работы — навестить дорогой прах.
— Это в двенадцатом часу ночи?
Он пожал плечами.
— Кое-кто работает и допоздна. Сначала сидит в своем офисе где-нибудь в Манхэттене, после работы заходит в бар выпить рюмку-другую, потом обедает, потом полчаса ждет поезда в метро, если он вроде некоторых моих знакомых, и жмется взять такси...
— О Господи! — сказал я.
— ...А поздно вечером добирается до Бруклина и тут говорит: «Дай-ка я зайду на Гринвудское кладбище, посмотрю, где там пристроили дядюшку Вика, я его всю жизнь терпеть не мог, пойду-ка пописаю ему на могилу».
— Вы волнуетесь, Кинен?
— Ну, волнуюсь. А вообще, какого хрена мне волноваться? Это же вам идти к убийцам с деньгами в руках. Это вас должно в пот бросить.
— Может, я и вспотел немного. Сбросьте скорость, вон вход. По-моему, там открыто.
— Да, похоже. Знаете, даже если они и должны закрывать, то, скорее всего, ленятся.
— А может быть, и нет. Давайте объедем вокруг кладбища, ладно? А потом найдем место, где поставить машину около нашего входа.
Мы молча поехали вокруг кладбища. Машин на улицах почти не было, и ночь показалась мне какой-то особенно тихой, словно глубокая тишина, царившая на кладбище, просачивалась наружу и заглушала все звуки.
Когда мы снова подъехали к тому месту, с которого начали, Ти-Джей спросил:
— Мы пойдем на кладбище?
Кинен отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Я сказал:
— Можешь посидеть в машине, если не хочешь идти.
— Зачем?
— Если тут тебе будет уютнее.
— Старина, — сказал он, — я не боюсь никаких покойников. Вы что думаете, я испугался?
— Виноват.
— Правильно. Виноват, Пилат. Покойники меня не волнуют.
Меня покойники тоже не волновали. Меня беспокоил кое-кто из живых.
Мы встретились с остальными у входа с Тридцать Пятой улицы и сразу проскользнули в ворота, чтобы не привлекать к себе внимания. Деньги пока что несли Юрий и Павел. На семерых у нас оказалось два фонарика. Один из них взял Кинен, другой я и пошел впереди.
Я старался светить поменьше — только иногда и короткими вспышками, когда нужно было посмотреть, куда идти. Но фонарик был почти не нужен. Над головой стояла молодая луна, и немного света давали уличные фонари по ту сторону ограды. Большинство надгробий были из белого мрамора, и когда глаза привыкли к темноте, их стало хорошо видно. Я пробирался между ними, размышляя о том, по чьим костям иду. В прошлом году в какой-то газете печатали, где кто похоронен, — список могил богачей и знаменитостей, похороненных на кладбищах всех пяти городских районов. Я тогда не обратил на это особого внимания, но теперь вспомнил, что на Гринвудском кладбище лежит немало известных ньюйоркцев.
Я читал, что есть такие любители, для которых посещение кладбищ — настоящее хобби. Одни фотографируют могилы, другие делают оттиски с надписей на надгробиях. Не могу понять, какое это им доставляет удовольствие, но вряд ли такое занятие намного глупее того, чем занимаюсь я. По крайней мере, они ходят на кладбища днем, а не лазят по ним в темноте, стараясь не споткнуться о гранитные глыбы.
Я шел и шел вперед, держась поближе к ограде, чтобы видеть таблички с названиями улиц. Дойдя до Двадцать Седьмой, я замедлил шаг. Остальные подтянулись ко мне, и я сделал им знак разойтись веером и остановиться. Потом повернулся в ту сторону, где должен был находиться Рей Календер, выставил вперед фонарик и три раза мигнул им, как мы и договаривались.
Некоторое время, показавшееся мне очень долгим, ответа не было — только темнота и тишина. Потом я увидел не прямо перед собой, а немного правее три ответные вспышки. Я прикинул — до них метров сто, может, чуть больше. Когда бежишь через футбольное поле с мячом под мышкой, это не такое уж большое расстояние. Но тут оно выглядело куда больше.
— Стойте на месте! — крикнул я. — Мы подойдем ближе.
— Но не слишком близко!
— Метров на пятьдесят, — сказал я. — Как мы договаривались.
Вместе с Киненом и одним из людей Юрия — остальные шли сзади — я прошел примерно половину разделявшего нас расстояния.
— Достаточно! — крикнул было Календер, но я все-таки пошел дальше. Надо было подойти ближе, чтобы кто-то мог прикрывать обмен. Мы взяли с собой винтовку, которую вручили Питеру: некоторое время назад он ездил на полугодовые сборы Национальной гвардии и оказался метким стрелком. Конечно, после этого он долго тренировался лишь в пьянстве и употреблении наркотиков, но, вероятно, все еще стрелял лучше любого из нас. Винтовка была неплохая, с телескопическим прицелом, но не инфракрасным, так что ему придется целиться при лунном свете. Я хотел как можно больше сократить дистанцию — его выстрелы не должны пропасть даром, если уж до этого дойдет.
Хотя, подумал я, мне-то от этого легче не станет. Он начнет стрелять только в одном случае — если наши противники затеют какое-нибудь жульничество, но тогда они уложат меня на первой же минуте первого раунда. И когда Питер откроет ответный огонь, я уже не узнаю, попал он в цель или нет.
Веселенькие размышления, ничего не скажешь.
Когда расстояние сократилось наполовину, я дал знак Питеру, он отошел вбок и занял позицию для стрельбы, пристроив ствол винтовки на низкое мраморное надгробие. Я посмотрел в ту сторону, где стояли Рей и его сообщник, но смог разглядеть только смутные тени. Они отступили в темноту.