Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима

Мортон Генри Воллам

Опять звонок Старого Брюзги:

— Отмените то письмо в Шанхай!

Она позволяет себе легонько передернуть плечами. Но сколько презрения вложено в этот жест!

Когда она возвращается, в комнате машинисток уже пусто. Все ушли на ланч. Она снимает свою шляпку с крючка, бросает быстрый взгляд в зеркало…

И в этот миг снова раздается звонок от Старого Брюзги!

Ну и пусть себе звонит!

Она не спеша спускается по лестнице и растворяется в волшебном мире Сити, где время от времени случаются чудеса. Ей ли не знать, что порой самые счастливые браки вершатся не на небесах, а за маленьким столиком кафе — кондитерской.

Сейчас

у мисс Джонс просто легкий флирт с ваннами.

Но все это лишь до тех пор, пока мудрая Судьба не разглядит ее молодость и красоту — а у нее верный глаз на такие вещи — и не поманит ее пальцем.

Скверная девчонка

В разговорах с нею мать использует ироническое обращение «мисс». Отец — особенно когда разглагольствует о всех тех бедах, что неминуемо падут на ее голову, если она немедленно не возьмется за ум — называет ее не иначе как «ваша светлость».

— Так-так! — говорит мать, демонстративно бросая взгляд на часы, которые как раз пробили одиннадцать. — Наконец-то наша мисс пожаловала домой! Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

— Да, я была в кино.

— В кино?! — тут же слышится негодующий голос отца (он выглядит потрясенным — будто она сказала не «в кино», а «в Южной Америке»). — Так значит, ты была в кино! И ты всерьез полагаешь, что это приличное занятие для девушки твоего возраста? Небось, твоя мать в молодости не таскалась по кино!

— Тогда его еще не изобрели.

— Не смей дерзить мне! — кричит отец. — Позвольте сказать, ваша светлость, что вы плохо кончите! Беды не миновать, если и дальше будешь вести себя подобным образом. Ты только посмотри на себя! На кого ты похожа? Лицо все размалевано… а эти чулки! Со стороны можно подумать, будто ты…

— Все остальные девушки ходят так же, — прерывает она его гневную тираду.

— Да мне плевать на всех остальных! — злится отец. — Тебя это ни в коей мере не оправдывает. Я не желаю, чтобы о моей дочери болтали на всех углах!

— Как ты можешь,Хильда! — патетически восклицает мать, с горестным недоумением взирая на свое непутевое дитя.

Пока родители разоряются, скверная девчонка, «позор семьи», деловито снует по кухне, занятая приготовлением какао. Все не так уж плохо, думает она, шума могло быть гораздо больше. Так что, считай, она легко отделалась! Ее поколение рассматривает подобные стычки с «предками» как неизбежную плату за возможность получать удовольствия.

Она невозмутимо шествует в буфетную за чайником, по пути бросает мрачный взгляд в сторону родителей. Ну, конечно, так и есть! Отец, как всегда, сидит в нижней рубашке с закатанными рукавами. Перед ним вечерний номер любимой газеты, рядом на столе недопитая бутылка стаута. Жалкое зрелище! Да и мать не лучше — бесцветная, преждевременно увядшая. Все лицо в морщинках, меж бровей залегла глубокая складка. Чего еще ждать от женщины, принесшей свою жизнь в жертву неизбежной тирании кухне?

Да и что они оба понимают в жизни? Вот она читает книжки и знает, что жизнь может быть веселой, красивой и увлекательной. Кино услужливо разворачивает перед ней (и такими, как она) ряд романтических и волнующих картин…

Хорошо все-таки, что она догадалась соврать! На самом деле она вовсе не ходила «в кино», а провела вечер в танц-холле «Паллей».

Узнай об этом родители, они пришли бы в ужас. Подобный поступок, в их понимании, граничит с крайней степенью грехопадения. Вот тогда бы разразился настоящий скандал — с безжалостным высмеиванием ее «поклонников», с кучей самых неприятных пророчеств.

— Ну и ладно…

Набирая воду в чайник, она машинально начинает насвистывать отрывок из модного фокстрота. Ее длинные, облаченные в шелковые чулки ноги сами собой проделывают несколько танцевальных па.

— Прекрати свистеть! — немедленно доносится из кухни. — Свистящая женщина — все равно что каркающая курица!

— Пошел к черту! — шепотом огрызается она.

Бедные родители… Несчастная Хильда!

Какая жестокая ирония судьбы! Надо же было ей с такой внешностью (а она совершенно искренне считает, что ничуть не уступает Елене Прекрасной, Клеопатре и мадам Помпадур) родиться в этом проклятом маленьком домике, стоящем в длинном ряду таких же скучных, безликих домов. Да здесь сама красота рассматривается как преступное отклонение от нормы!

Хорошо еще, что она устроилась на работу. Государство великодушно предоставило ей возможность большую часть дня проводить вне дома. С 8 утра до 5 вечера (плюс сверхурочные на Рождество) Хильда находится на складе, рассортировывая письма и посылки. А взамен получает по 15–20 шиллингов в неделю, которые тратит на одежду и недорогие украшения. Это придает некий смысл ее жизни. Теперь она может приобрести пару восхитительно длинных чулок из шуршащего искусственного шелка и надеть их после работы. Казалось бы, мелочь, но мелочь эта удивительным образом меняет мироощущение девушки. А еще Хильда купила себе чудесную шляпку. Правда, носить ее пока не с чем, пришлось отложить «до лучших времен». Но сама по себе эта покупка значительно повысила ее настроение. Начало положено.

Теперь можно потихоньку копить на приличный костюм или даже (чем черт не шутит!) на нарядное вечернее платье. Она уже видит его в своих мечтах: прелестное платье из нежно-розовой тафты с большим бархатным цветком на плече. Несколько месяцев жесткой экономии — и к платью можно будет добавить пару розовых туфелек.

И вот тогда настанет звездный час Хильды! Она представляет, как заявится в дансинг и бросит взгляд в одно из тех громадных зеркал в фойе (ее собственное зеркальце позволяет разглядеть себя лишь до пояса). Она будет выглядеть безупречно, и все окружающие сразу же поймут: перед ними одна из самых ослепительных красавиц города!

Бедная глупенькая Хильда! Тебе еще многое придется пережить, прежде чем ты научишься понимать своих родителей. А пока ты слишком занята собственной персоной и не можешь взять в толк, почему они — вместо того чтобы восхищаться твоей красотой и пробуждающейся чувственностью — ругают тебя и называют «позором семьи». Неужели красота и порок в их понимании являются синонимами? И с какой стати они так ополчились против шелковых чулок? Помнится, когда ты впервые их надела, отец с матерью наговорили тебе много обидных и несправедливых слов. В частности, предположили, что, наверное, ты «слишком хороша» для своего круга. И, как всегда, посулили, что добром это не кончится. Тогда их слова не только задели, но и озадачили тебя. Ведь раньше ты об этом не задумывалась. Тебе даже в голову не приходило увязывать манеру одеваться с социальным положением человека. Ты просто хотела привлекательно выглядеть.