Прогулки с бесом. Том 1
Шрифт:
– Так, поди, война идёт...
– ... под управлением бывших специалистов по обуви? Не понятно, почему в трёх убитых своими армиях не нашлось ни единого полкового миномёта и единственной мины, кою по ошибки миномётный расчёт выплюнул не в нужную цель? Очередная, неизвестно какая по счёту, загадка русской души.
– И в ней покопаться хочется...
– Не надо...
– Почему?
– А вдруг душа не загадочной, а загаженной окажется?
– И это не мешало бы выяснить.
– Интересен раненый генерал, выводивший остатки армии из окружения и застрелившийся, как настоящий
– Не хотел плена... или "стенки" в отечестве...
– Какая последняя мысль была?
– Последних мыслей высокого содержания не было, была одна: найти силы ТТ до виска дотянуть...
– Враги похоронили генерала-противника с воинскими почестями.
– Враги и есть враги, и благородным поступком отчётность о себе портили. Тянет на отсебятину.
– Какую?
– Продлись война на пару лет, да найдись на вооружённые силы страны советов парочка командиров вроде героя Халхин-Гола - и воевать не с кем было, всех бы угробили.
– Название "отсебятина" лишнее, так и было. Напряги воображение: жизнь длиною в бесконечность и половина бесконечности занята желанием написать о войне. Представил?
– Да.
– Ещё немного отпусти тормоза, дай волю воображению: для нас, таких, вроде меня, ни времени, ни пространства не существует. Сделай последнее усилие и представь неограниченные временем мечты и желания о написании романа? И невозможность написать по причине отсутствия рук? Понятны муки?
– Понимаю и сочувствую. Смущает одно: войну настоящую не видел, а что зацепило - войной грех называть, не входит в определение "война". Оккупация - да, кое-что помню, но с позиции восьмилетнего человека. Согласись, что память взрослого и восьмилетнего о предмете, как оккупация, сильно отличаются, сорт переживаний разный, как сказал бы человек с иным образованием. Не тот объёкт выбрал, это всё едино, как художнику-дальтонику заказывать протрет маслом. Скачки любишь?
– Знаю, бывал в Англии, видел, но не восторгался.
– Ни на ту лошадку ставишь. Почему бы тебе, всемогущему, не въехать под крышу известного на сегодня писателя-баталиста?
– Могу въехать, простое дело, но что напишет известный писатель под моим руководством - зачтётся плодом его мастерства, меня и словом единым не помянут. Знакомо понятие "честолюбие", пример нужен?
– Валяй!
– Известный писатель прошлого, по литературным трудам коего иностранцы о России судят, потому и прославился, что в нём сидел один из наших. Бывало, писатель говорил, говорил много и быстро, потом падал в беспамятстве, а очнувшись - писал и прославился! Диагноз врачей:
– Височная форма эпилепсии - с врачами в споры не вступали, лишнее, наши знания подобных явлений абсолютны, мы ими управляем. Чья инициатива была, как думаешь?
– Генератором идей был один из ваших, а всякие и прочие "марксы-энгельсы" ваши шутки?
– Разумеется.
– А ... страшно спрашивать... а ...
– Не заикайся, спрашивай.
– Основатель христианства ... вашими стараниями явился миру?
– Разумеется, иных нет...
– Куда девать "сына божьего"?
– Куда угодно, но что в медиумы высшего класса - точно. Продолжим прогулку по книгам: пишем книги мы, невидимые и бесплотные, а "высокой волной славы" накрывает вас, живущих и видимых. Справедливо?
– Нет, понятный хрен...
– Много написано книг с момента, как люди догадались знаками выражать мысли, гора книг, Монблан из книг, и все написаны нами!
– Может, меньше, с Эверест?
– Что там Эверест! Азии, начиная от "малой", "передней", "южной", "восточной не написали столько, сколько написала одна Европа. Джомолунгма отдыхает.
– Осознал твои муки: у каждой книги - автор из плоти и крови, но не сущность, вроде тебя. Так?
– Так. Никто, и ни разу не заявил:
– "Сей труд родился в содружестве с..." - и упоминают поносимых братьев моих. Хочу быть первым, чтобы книга мною пахла, а тебе отводится второе место в моих желаниях.
– И ещё хочешь, чтобы книга стояла на вершине книжного Монблана, не ниже, и чтобы не источала "аромат серы из преисподней"?
– Книг в преисподней не издают, нет типографий в аду. Новые книги пахнут типографской краской и ничем иным. Вопрос о запахе будущей книги своевременный, поговорим о тех, что существуют:
1. "Книга о вкусной и здоровой пище" обязана источать аромат вкусного, что придумано вами за тысячелетия,
2. "Справочник фельдшера" - пугать стойким, неприятным запахом лекарств и напоминать болящим о бренности земного существования. Наисильнейший запах у "иоди тинктура". В последние годы к справочникам по медицине добавился запах больших денег, кои впустую тратятся на "лечение" несуществующих болезней,
3. у альбомов с репродукциями картин известных миру мастеров кисти неуничтожимый запах масляных красок.
– Чем будет попахивать книга, кою мечтаешь написать моими руками? Кроме запахов у книг есть цвет: "Красная", "Белая", "Зелёная". Какой запах будет у твоей?
– Поскольку приличные цвета разобраны другими - нам остаётся чёрный. Его и возьмём.
– Не мрачновато?
– Что с того, если и мрачно?
– Каков "аромат" у задуманной книги, что источать будет?
– Стойкий аромат дураков в генеральских мундирах и предателей военного времени.
– А, что, разве бывают предатели "мирного" времени?
– Сколь угодно. Газеты читаешь?
– Нет, информационный голод удовлетворяю "голубым экраном". "Предатели военного времени" - понятно, но оттуда и как появляются "предатели мирного времени"? И каких больше в каждое время? С героями понятно, военное время делает героев, а как быть с "героями мирного времени"? Как они выглядят, что входит в понятие "героизм" без войны?
– Многое. Первый и основной героизм мирного времени - жить на заработанные средства, иных подвигов нет.
– Пребывать в высоких чинах и не "брать на лапу" - высочайший подвиг мирного времени, перед коем меркнут военные! В золотые времена расцвета лозунга "Хапай!" быть величиной и не заглотать многие миллионы госдобра разве не проявление высшего героизма?
Цена военному героизму без штыка в спину грош, ты попробуй остаться героем, когда вокруг "предатель на предателе сидит и предателем погоняет"! Сколько Война героев породила?