Прогулки с Бесом
Шрифт:
Тёткины постояльцы, Курт и Линзе, работали мясниками в часовне-бойне. В каких ролях - этого не знаю. Думается, что такой человек, как Курт, не мог бы и курице отделить голову от тушки, а не то, чтобы забить "крупный рогатый скот". Это был человек из породы не способных "обидеть и муху", так что на операцию забоя, мне думается, его не ставили.
– Позволительно думать о солдате Вермахта Курте так: "почему вообще был в команде заготовителей провианта для Вермахта? Почему не в окопах? молодой и здоровый мужик"?
– следом получаю вопрос от беса:
– Здоров ли был?
Ныне дозволено думать: Курт выполнял подсобную работу, которой в производстве мяса
Сегодня удивляюсь в поведении немецких мясников из часовни: если "сидишь на хлебе" - мяса себя можешь оттяпать у родимого производства в необходимом количестве и в любой момент. Моя логика понятна: "как не жрать колбасу, если тружусь в колбасном цехе"!? За такое отношение к себе достоин всяческого осмеяния и презрения со стороны соотечественников! Никто и никогда не поверит в сказку, что "не могу съесть и куска колбасы"! За такое заявление сочтут беспардонным лжецом, идиотом и придурком: "вы только посмотрите на него: "сидит" на мясе - и без мяса"!
– А всё немецкая мораль военного времени: общий котёл для всех солдат и никаких исключений!
Как-то раз кто-то из тёткиных постояльцев принёс ведро свежей крови. У матери имелась гречневая мука, и она тут же напекла что-то вроде оладий. Кулинарная фантазия матушки на тему оладьев из гречневой муки и скотской крови была самой вкусной в жизни! Прошло столько лет, сожраны тонны различных продуктов, но вкусовая память об оладьях из гречневой крупы на коровьей крови осталась и до сего дня. Потребляли советские граждане кровяную колбасу во времена "расцвета социализма", было с ними такое, едали, но те гречанки на крови остались в памяти: первыми они были.
На сегодня часовню, где враги когда-то били скот, восстановили. Красива часовенка ныне, но не так, как та, первая, древняя.
И не бес, а собственная память шепчет:
– Здравствуй, часовня! Тебя ли вижу? Ту, древнюю, истинную, или ты - копия? Чиста и прекрасна ныне, но не прежняя. Не та, кою когда-то построили, освятили, и к тебе приходили верующие очищать души от тревог земных. Память, проклятая память, не позволяет душе полностью уйти в молитвенный экстаз и подсовывает мысли, не отвечающие "святости момента": "да, да, "христолюбивый" народ русский когда-то тут склад устроил, а другие, не менее "богалюбивые" - скот били... Какой ещё этап пройти осталось"?
Ныне в часовне обращаюсь к небу с просьбой о помощи, и просьба идёт первой. Главной. Просьб о прощении за прошлое надругательства над тобой небу не адресую...
И та часовня, в северо-восточном углу, которая когда-то торговала пивом - ныне отремонтирована и приведена в порядок. И никто из молодых не знает, что пол века назад сие культовое сооружение с большой выгодой для "советского" государства торговала пивом "распивочно и на вынос".
– Насколько святы нынешние мысли о главном храме отечества? И разве у святости есть сорт? Не думаешь: "красив ты ныне, но и твоё тело когда-то рвали на куски, не прежний ты, другой. Копия, не святость, всего лишь напоминание о "богоизбранности" вашей!
Вывод: "учение, поддающееся искажениям - направлено против естества человеческого потому и ложно". Что говорит основная заповедь христианского учения?
– "Любите друг друга..."
– Верно. А вы что делаете?
– Главное - первым заявить о "христолюбии", всё остальное - излишки, кои можно хранить на складе-часовне. Ответь, "вражина": а бог знал, что "христалюбивый русский народ" через тысячу лет неустанных вознесений "горячих" молитв забудет о "христолюбии" и отречётся от него? Знал, что со временем одумается и вернётся "в лоно православной церкви"? И как такие "отпады" и "возвраты" понимать?
– Не иначе, как с большого "перебора" приключилось!
– дипломату дано уходить от прямых ответов, обучекны дипломаты "искусству" уходить от нежелательных ответов. Но есть и "самородки", кои и без обучения обойдут любого дипломата - врагу не пожела такого жильца!
Глава 96.
Расстрел.
В нашей местности бывают редкие летние дни, когда небо закрывается тонким и ровным слоем из облаков высокого стояния. В такие дни нет теней и окружающий мир, оставшись без солнца - становится матовым. Никто в такой день не взялся бы определить, в какой части небосвода находится Светило. Воздух в такой день абсолютно неподвижен и от этого ещё больше теряется "ход времени". В такие дни тянуло медитировать, и любимое занятие по перестановки востока и запада местами протекало весьма успешно.
Медитациями занимался у завалинки восточной стены кельи, и что такие мои упражнения назывались "медитацией" - об этом я и не догадывался. Что-то большое и непонятное кроется в таком нашем незнании, но что именно - это установит кто-то другой.
Сидел удобно: спиной упирался в кирпичи завалинки, а мой тощий зад в коротких штанишках из военного брезента одной из воюющих сторон, покоился на прогретой земле.
Рай и тишина! Если бы в этом раю ещё не хотелось есть! Тогда счастье было бы полным!
– Давай остановимся на чём-то одном: или воспевание твоего прошлого аппетита, или "посвятим наши помыслы высоким материям"!?
– Одно другому - не помеха, Пища и Аппетит - опора тела.
– Ага, особенно когда эта парочка неуёмная, и ничего, кроме сынка Жирок не рождающая.
Сидел, прислонившись к кирипичам заваленки, медитировал на свой манер и удивлялся тому, как исследованная вдоль и поперёк монастырская улочка превращалась в неузнаваемое место. Вроде бы она, родная улица - и как бы не совсем она!