Прогулки с Бесом
Шрифт:
– Взять времена оккупации: если что-то о них и написано, то сплошь "великое и героическое". Денно и нощно, без передышки, описана "героическая и святая борьба с оккупантами". Ничего низменного и приземлённого. "Слова презрения" оставались вражеским пособникам, в прошлом ни один из сумасшедший не обелял "презренных вражеских пособников", но мы будем первыми!
– Кто это "мы"? Ты?
– Давай так: поносишь вражеских прихвостней ты - обеляю я, "клеймлю позором" я - возражаешь ты.
– Ничего нового, работники органов этой игрой давно забавляются, "плохой/хороший следователь" называется.
– "Всё
– Чего спрашиваешь? Зависим от тебя, но не наоборот... ты - бес, а я кто?
– Каков процент оккупированных граждан был вписан в "стойкие советские люди", а сколько - в "презренные вражеские прислужники и холуи" - данные не приводятся.
– А "преданность стране советов и лично гениальному и мудрому вождю тов. сталину" в холуйство не входило?
– Входило, но ни один из "высоких" холуёв не догадывался, кто он такой. Столь низменное деяние, как холуйство, могло рождаться только при общении с врагами, а прочие варианты холуйства, как явные, так и скрытые таковыми не считаются, у них название иное: "служение высоким идеалам".
– Трепет перед "лицом кавказской национальности" почитался высшим сортом почитания и любви, но не низким холуйством
– Холуйство может быть и "высоким"?
– Разумеется!
– С чего начать повесть о предателях? Первый страницы рассказа о "предательстве родины" равны первым ста граммам водки на пустой желудок. Интересно получается: писать мне, а кто будет отдуваться за последствия? И с кого начать, кого упоминать первым?
– Начни с отца, работал на врагов, вот с него и пиши.
– "Отца ли предам"?
– не библейский пафос, своё.
– Чего теряешь? Жизнь на излёте, днём позора больше, меньше - что с того? Кому ныне старая служба родителя врагам интересна, у каждого свой "вражеский прислужник" был рядом? А занятие может стать опасным в случае, если вздумаешь огласить "оправдательные документы предателям и вражеским прислужникам". Если не отходить от правила "предатели - мерзость!" - ничего, можно в "назидание другим" рассказать о предателях. Главное - при описании "антинародной деятельности предателей и изменников родины" придерживаться общих правил. Что принято делать в непонятных случаях?
– "Валить на "серого"!
– Верно!
– Как быть, если забудусь и навалится христианский призыв "прощать врагов наших"?
– и неожиданно, явно с бесовской подачи, появились рассуждения в пользу и защиту презренных:
а) "пришли в дом чужие люди, принесли смерть и разрушение понятно, нужно браться за топор и менять ситуацию... Исполнить желание "поквитаться с врагами любым способом без учёта кому и кто больше напакостил",
б) опять пришли чужие люди, но ничего худого не сделали. Соседу - да, досталось от них, а мне - нет. Если сосед друг мне - приду на помощь, но если вражда наша ни на минуту не прекращалась, и если сосед когда-то по недомыслию доносом оговорил меня, или я соседа, что без разницы? И по причине такой нашей обоюдной "простоты душевной" оба побывали "в узилище иродовом" немалый срок, а все наши родичи "рассеялись, как пыль дорожная"? Почему на время не забыть "христианское смирение" и не отдать долг соседу полной мерой?
– Бывало?
– Сколь угодно!
– А как быть с христианским призывом "прощать врагов ваших"?
– Так, как сказано: с "терпением..."
Не хватит ли писать о прошлой войне? Не удариться ли в фантазии о предстоящей бойне?
– Позволь не согласиться: как-то ведущая популярной программы любимого тобою ОРТ, огласила: "о войне много сказать невозможно", или что-то в этом роде, но смысл неизменен. Сколько бы ни говорили о прошлой войне - будет мало. Раз. Два: если в фантазиях на сто процентов опишем будущую войну - ничего не достигнем.
– Почему?
– Нам не поверят.
– Войны набили оскомину, за каким чё... прошу прощения, хреном, о ней писать!? Повторяю: нет у меня литературного института за плечами, а заниматься писательством, не имея диплома, окажется пустой тратой времени. И ещё соображение удерживает: войну встретил шестилетним и ничего о ней думать не мог. Всего лишь жил, но всё, чем война потом "отоварила" хорошо помню.
Как писать? Излагать всё, что видел в шесть лет через пятьдесят четыре года? Не велика ли пауза будет? Смешнее таких записей вроде бы ещё никто не делал, негожее занятие писать о прошлом старыми мозгами.
– Ошибка! Самое время писать о прошлом: пенсионер у финиша, величина с определением "время" тебя не трогает и не волнует, а о дипломе литинститута скажу так:
– Чему обучил в общей школе отличный педагог литературы и родного языка достаточно, чтобы изложить события прошлого, какой-либо особой хитрости на рассказы о житии с сорок первого по сорок пятый и далее не требуется.
– Время основательно старый телом и разумом, есть риск на половине дороги к славе "кокнуться", "отбросить лапти", "сыграть в ящик", или "отдать концы". Выбор не богатый и все одинаковы. Где носило ранее?
– О профессионалах пера: профи-баталисты своё сказали, пришёл черёд дилетантов, любителей, то есть. Не умрёшь, не "кокнешься" и не "потеряешь обувь" в ближайшие пятнадцать лет, положись на меня. позабочусь о телесном здоровье твоём. И о грамоте особо не переживай: нашими, бесовскими способами, окажу помощь в приобретении простого технического устройства (компьютер) с текстовым редактором, не позволяющим выражаться топорным языком и с нарушениями орфографии.
– А матом можно? Писать без мата о войне не смогу. Только одно упоминание о далёкой войне немедленно вызывает желание полностью перейти на инвектив, или объединиться с итальянским invekto. Итальянского языка, разумеется, не знаю, поэтому буду выражаться родным и привычным. Есть опасность быть притянутым к ответу?
– Никто не "притянет", а меня - тем более. Когда закончится запас страхов "притягивания к ответу"!? Ругаться матом о ваших войнах разрешено давно, они того стоят. Сам подумай: прошлая война была всё же ограничена временем, её за четыре года сделали. Что было потом - такому и названия нет.
– Как "нет"? Её "холодной" называли с постоянным ожиданием "вот-вот перейдёт в "горячую"!
– Считаю вас единственным народом в мире, коему по душе война "горячая" и короткая, чем "холодная" и без конца.