Прогулки с бесом
Шрифт:
– Сменил профессию? Поменял? В адвокаты подался? Теперь тебя не увидим?
– начал мастер. У него была привычка: когда приступал к словесному издевательству над собеседником, то его правый глаз почему-то наполовину прикрывался. Или это был особого вида тик?
– И ты туда! Давай, бей! Посмотри внимательно: какой из меня адвокат? Просился в "общественные"? Нет, такое "адвокатство" нужно мне, как зубы в заднице!
– медленно "заводился" я. Злился-то на начальника цеха, сделавшего меня "адвокатом", а злость выливал на мастера. Всё, как у всех.
– Не скажи! Зубы в заднице всегда
– Интересно, для чего же?
– Ошибся начальник, ни того "общественным" выбрал... плохой из тебя защитник, провалишь дело... Чую, проиграешь процесс и упекут бедолагу - мастер помянул подзащитного - на Колыму! Туго, туго соображаешь: в жопе зубы чтобы хватать блага ртом и задом! Так больше получается. Не грусти: как и что скажешь в предстоящем судилище - не имеет а-аб-солютно никакого значения! Или веришь в судебную туфту? Наивный человек: забыл, чья туфта? Наша она, отечественная! Давай анекдот расскажу? В "тему" - согласился и "развесил уши".
Есть анекдоты, прелесть которых заключена в интонациях при рассказе. Анекдот, что тогда рассказал мастер, был древним, "бородатым", но прелестным и вечно живым из-за "тональности":
– "В период "расцвета социализма" идёт судебное заседание, судят молодую кассиршу-растратчицу. Это было во времена, когда только молодые кассирши магазинов получали срока на отсидку за растрату "народных" денег. Таких хватало. Платить хорошему адвокату растратчица не может, откуда у неё деньги? А "закон о защите" требовал её защищать, но не известным и дорогим адвокатом, разумеется, а кем-нибудь из "начинающих". Таким и был молодой адвокат с "лицом кавказской национальности". Грузин.
Что можно сказать в пользу молодой растратчицы государственных, казённых, денег? "На чём "строить линию защиты", как выражаются адвокаты? Какими речами "отвести от её головы карающий меч правосудия"? Пусто, ничего нет, нечем её прикрыть. И не юристу было понятно: проигрышное дело подсунули молодому адвокату "с лицом кавказской национальности". И когда адвокат получил слово в защиту подопечной, то начал так:
– "Уажаеми граждани суди! Ви пасматрель будим на мой падзащитни! Харашо пасматри! Нет, какой красиви деушка! Слова нет! Падсудими пакажи рук! рук пакажи!
– девица, выполняя указания "спасителя", оголила руку настолько, насколько позволяла одежда:
– Нет, ви пасматри, какой эта красиви рук! Слов нет, какой красиви рук! Такой рук не можит браль гасударствений деньга! Падсудими, пакажи груд, груд пакажи!
– "нагревался" адвокат. Команду на открытие груди девица выполнила быстро и без смущения. Грудь и в правду была правильной, объёмистой и, следовательно, красивой:
– ви пасматри на это груд! Вах, какой эта груд! Слов нет, какой красиви груд! Падсудими, пакажи ног, ног пакажи!
– девица не заставляла себя ждать: обнажённая нога, прекрасная, как и прочие продемонстрированные части тела, была основным "доводом" в "состязательности защиты и обвинения":
– Нет, ви пасматрель на это ног! Вах, слова нет! Такой красиви ног не можит пайди по приступни дарога! Я кончиль!
Судья:
– Я - тоже...
Отравляя сознание подчинённому анекдотом из мира судейских - мастер имел намерение разрушить мою начинающуюся карьеру "общественного защитника"? Испортить дебют? И до сего дня, а прошло тридцать лет, не могу придти к однозначному ответу: человек имел желание взбодрить и вдохновить анекдотом, или провалить и опозорить принародно? Как идти на судебное заседание с отравленным сознанием? Если бы заседание не завтра, с утра, а через неделю - анекдот потерял бы свежесть и имел воздействия на смешливость мою. Не будет ли завтра в суде филиал театра "Комедии и сатиры", где в главной роли "спасителя" подсудимого выступит не профессионал, а далёкий от судейского мира, человек?
Чутьё не обмануло: веселье, как и ожидал, началось с момента, когда участников "процесса" пригласили в зал судебного заседания.
Началось с того, что меня, "общественного защитника", подсудимого и "жертву семейного произвола" усадили рядышком на одну скамью. Такое размещение развеселило, но чуть-чуть: "если на одну лавку посадили - ничего страшного в финале не будет... Товарищ отделается мелочью" - но каким будет размер "мелочи" - не догадывался.
Скамья была настоящей "скамьёй подсудимых": длиною метра в четыре и ширины, позволявшей задам любого размера покоиться без неудобств.
Большим и указательным пальцем правой руки произвёл замер толщины лавки и порадовался:
– "Толстая... шестидесятка..." - мысленно перевёл толщину лавочной доски из сантиметров в миллиметры - "такая выдержит тяжесть любого преступления, а не то, что "колото-резаную рану в четвёртом верхнем квадранте правой ягодицы" пострадавшей".Изделие было окрашено масляной краской цвета "сурик".
И тогда подумал, что "процесс" закончится не иначе, как полюбовно: с чего бы это вдруг усадили истца и ответчика рядом? Они никак не походили на тяжущиеся стороны, они скорее были похожи на людей, встретившихся после долгой разлуки, и "общественный" в моём лице между ними был явно лишним. Хватило бы и одного профессионального защитника, но тот почему-то сидел в сторонке. Не было видно и человека в синей униформе с погонами работника прокуратуры. Тех, что всегда и упорно требуют для виновных максимального срока наказания.
Итак: подсудимый и его "общественный спасатель" сидели на скамье перед судейским троном и ждали. Судья с умным видом что-то рассматривала в тощей папке с надписью "Дело", справа и слева от судьи как "символы законности", восседали "народные заседатели", лица которых так и не запомнил. Это были разнополые старички, верившие в "справедливость советских судов". Бывали простаки в своё время.
Наступила тишина, и первый судебный процесс, где я был призван кого-то защищать - начался. Совсем, как кинофильм.
Сделал серьёзное лицо, но, понимал, что "делаю лицо" и оттого веселья добавилось. Как и положено, вспомнился анекдот о кавказце-защитнике и губы неудержимо потянуло в улыбку. Только этого не хватало! Надо акой неприятности случиться! Чему улыбался? Судьёй была женщина под пятьдесят, защитнику-профессионалу - не менее того и под действие анекдота, коим вчера веселил мастер, эти двое судейских никак не подпадали. И всё же хотелось заржать, только моего ржания и не хватало "при всём трагизме ситуации".