В глухом городке, на эстраде дощатойстоит человек, улыбаясь печально.Но руки уверенно держат улыбку,летящую бегло, зеркально на скрипку,(созвучные смыслы скрывая и знача,то прячась, то вглубь что-то яркое пряча).Без умолку солнце колеблется, льётся,так вдруг с потолка паутинка сорвётся —на каплю, что в тёмной водице смеётся.И вновь безустанно прядётся и вьётся,а тени стрекоз пропадают в колодце.
II
Глухой городок в носорожьих сугробах,далёко в снега убегает дорога.Чьё сердце стучит всё короче и глуше,ритмичному току смычка непослушно?Кружит, кувыркается нота бемоли,вдоль чёрной спирали влекомая болью,Скачок между соль и басовым ключами!(В конце – как всегда, побеждает молчанье,не
длись ни секунды, мгновенье, – довольно!Раз больше не нужно, и больше не больно.)Всё, нота упала. Хлопки простучали,и нет никого… На эстраде дощатойзачем (вслед кому?), улыбаясь печально,стою я и жду… Нет скончанья молчанью.
В детстве мы запросто вхожи в подвал бессознательного, а в преддверии старости – на чердак никому не нужных вещей…
Анри де Руэн
Здесь, в этом Богом забытом углу,мальчик оставил ежа и юлу,сам превратившись в подросткана стадионе Петровском.Сброшен рюкзак, не споткнитесь о дрель,столбиком скатан, недвижен апрель,в нём – на мосту, под стеною [12]он целовался весною.Помнится, с ней расставались на «вы»,дальше есть всё… Нет – муравьей травы,той, что, связуя все звенья,просто дарует забвенье.«Я бы вошёл, но не вспомнить мне дверь,я бы нашёл тебя – только поверь!Даль – ведь лишь окна да стёкла».…Всё зазвенело… и смолкло.
11
Черновик «Чердака» пролежал в «корзине» много лет, но был найден и выбелен. («Чердак»).
12
Каналы в Петербурге не широки, а их тротуары так узки, что стоя чуть ближе к любому берегу, невольно окажешься и «под стеной» ближайшего дома.
Шла война, но гул авиаоргий,не сгубил – за дальне-малой целью.Три святых Ирины и Георгий [14]светами прошли над колыбелью.Тыл. Но мир был всё равно из дымаи на чёрных тюфяках в палатемама (своим ангелом хранима)вдруг пришла в себя – с тобой в объятьях.А потом в далёком эшелоневас колёса повивали нитью.Так, в невольном стиснуты поклоне,вы и добрались до «местожитья» [15] .В почернелой питерской пещерекамень мыт слезами, да не вымыт.…Летом, в той же комнате и эремирный жребий вам – на счастье – вынут…С края света, прячась в эти годывглубь бинокля – старая квартира.Маленькая девочка у входазамирает на пороге мира.Солнца луч замком амбарным схвачен:«Мама! На перилах, в чёрном – кто там?!»Смерть вождя маячила, как мяч, новсё не попадающий в ворота.
13
Стихотворение «Старая квартира» написано на много лет позже «Шансон Дым». Вошло в него чисто тематически.
В канонах и акафистах на церковно-славянском светами порой именуются ангелы и святые, а св. Троица – Светами с большой буквы. («Старая квартира»).
14
Имена святых (они же и ангелы-хранители) по дате рождения.
15
По аналогии с общежитием.
Ты
Из цикла «Местоимения и корни»
(1961–1968 гг.)
1
Ты – небо-убежище, отклик неразделённый,дверь закрыта в стенеи не хочет открыться.(Отзвук стены ключу нами потерян).Ты – просто крыша на небе, под ней лишь одна стена.Ты отошёл от стены… И нет ответаот колыбельной купели и до разверстой —где Ты? Откуда Ты?Ты – отторжение и откровенье.Дом (но ничуть не от мира),крыша – небо – стена…Ты далеко за стеной,но я-то под крышей Твоей.Ты – еле видимый свет.О, как долги блужданья в эфирегроз и дождей световых,сжигающих, животворящих.Мольба, ожидание – ключ?И опять нет ответа,музыка сфер и круг обжигаемой плоти от дуновенья – до грома?Любовь, что скорченной розой к стене припала,сорвана ветром с портала.Ты —это прибежище и от Тебя.Бесконечен гармонический ряд отраженийТы – я – стена,сходящийся на небе в точку Ты – это…Нам мир представлений —лишь телеящик цветной,в котором недолго мы длимся,мы – силуэты и тени, мы – маски и лица.Как нам постичь:«От Адама вершится суд, плач, и обряд поминальный,чрез воскрешенье в живых [16]до воскресенья из мертвых»Да будет так. Да исполнится воля Твоя.
16
Существует тонкое различие между воскрешением (как возвращением к жизни) и воскресением из мёртвых. Воскрешённый Господом Иисусом четверодневный Лазарь через много лет умирает. Воскресшие из мёртвых уже не умрут никогда (всебщее воскресенье). («Ты»)
2
А малое «ты» так похоже на белку,на воробья, что клюнул-кивнул, улетая,Но, как и небо — сетей, да и мелкойне терпит оно суеты.Луч лишь оно, а не пламя,и медля над нами,в тумане морском рассветает.1963 г.
Молитва корней
Путь зрительный, путь нервный, слуховойи к мiру не приросший образ Твой.Наш косный путь,пусть костный, млечный пустьИ Твой, не вобранный в земную плоть,не пропитавший чёрствый сей ломоть. —В кость чёрную, ни в голубую кровьне вдуновенна [17] с жизнию любовь.Равно чужда и мiру, и уму,родна нам чудом вопреки всему, —как голос, что стоит на всём пути:«Простишь ли нас? Прости меня!.. прости…»…
17
Слово «вдуновенный» встретилось в одном старинном «Изборнике».
Золотистый, летучий звон,луч иглы тебя находит,«Mon amour, Marion,notre toujours» [19] … уж на исходе.Чертит круг начерно,возвращаясь, луч блестящий.Обруч, глубь с озёрным дном,отклик музыки и счастья.Улетели этажи —что нам всё же остаётся?Повтори мне, скажи,где мы нынче расстаёмся.Щёлкнув глухо, спиральвывернула себя всю. Даймне руку, печаль,и уйдём скорей отсюда.Нет, не будет птенцов,ни прозрачно-ломких почек.Лёгким снегом из сновс зимней тяжестью покончим.
18
Песенка без «повода и смысла» (по аналогии с «без слов» П. Верлена). Вторая часть «Привала в облаках».
19
«Марьон, моя любовь, наше всегда…» (фр.)
II
Пусть невидимая, из сна,детский свист, сквозняк и скорость,станет пробовать веснана земле искать опору.Кисти, вёдра, апрель,солнца влажные заплаты,непрочна акварельна снегах голубоватых.Каплет-колет капельв горлах труб со ржавью астмы.…Там, где дремлет метель,ты со мной навеки, август.Спи, в золе догорай,мой шафранный рай… Как тихо…Просто – вглубь, в глушь убрать солнце чёрное, пластинку.Просто – в шкаф (в пыль) убратьдно без отблесков. Пластинку.
Ремарка вторая. О «Снегопропадах»
Тема Снегоземья начиналась с них. Первоначально это были питерские чёрно-белые пейзажи и моментальные зарисовки. Снег – ведь это и рассыпчатая белая краска, то закрашивающая, то засыпающая всё, но по-своему. А снег в полёте – вдобавок и лёгкая завеса, создающая иллюзию. Последняя же не только покрывает собой мир, но и позволяет увидеть его в иных степенях связности и разобщённости.
Ритмы снего-пропадов, то вихреобразные, то плавные, по-другому сближают, раздвигают и связывают явления (притом не обязательно только в пространстве). Летящие снежные точки в своей совокупности смещают и центры тяжести, и саму весомость, значимость отдельно взятых вещей.
Мне невольно думалось при этом: «А если бы они летели так во внутренних пространствах наших душ, миры которых достаточно просторны и, наверное, сообщаются между собой? Тогда они, быть может, создавали бы и там свои летучие зарисовки-разрезы самого разного рода в манере – предположим, пуантилизма? Акварельного ясным днём и чёрно-белого ночью.»
Этот взгляд как бы «сквозь них» расширял возможности «Снегопропадов» как стихо-пейзажей. Да, в этом смысле они могли быть и «лиственными», и «лунными» и даже, как ни странно, «концертными» [20] . Но это всегда и всё же – точечные городские зарисовки, притом характерные для Петербурга, это именно его зимние холод и даль.
20
См. стихотворение из этого цикла в конце сборника.