Проигравший. Тиберий
Шрифт:
О, напрасно там, в Риме, считают нас дураками! Высокий чиновник явно прибыл с какой-то тайной целью. Неопределенный срок — подумать только! Да у этих людей все должно быть расписано по минутам! Ведь один час деятельности таких важных шишек, как этот Тиберий (тем более что выяснилось, что он — тот самый Тиберий, который недавно победил германцев), стоит, наверное, больше, чем все они, правители Родоса, наработают за год. Неопределенный срок!.. И уж не с цензорской ли проверкой явился сюда этот Тиберий? Правда, для него такое задание было бы слишком мелким, не по его масштабу. Что тут проверять? Родос — место скорее курортное, чем стратегическое, здесь есть дома богатых граждан из Афин, Смирны,
Городские чиновники, перед тем как нанести визит Тиберию, ожидавшему в порту, пока разгрузят его багаж, провели короткое совещание: нужно было выработать линию поведения со столь высоким гостем. У одного из членов городского совета родилась мысль о подлинных причинах приезда Тиберия. Он сказал, что дело, наверное, не в цензорской проверке, но, конечно, и не в желании отдохнуть — такие люди не отдыхают! А дело в том, что, пока мы тут с вами кушаем варенных со специями омаров и играем в кости по вечерам, Рим готовится к войне. С кем? С Парфией! Давно уже с ней не воевали. И Тиберий Клавдий, разумеется, прислан сюда, чтобы под видом отдыхающего все как следует разузнать. Кому же и проводить разведку, как не ему, знаменитому военному?
Архонт и все остальные были поражены стройностью и блеском догадки. Вот что значит — ум, развитый в философских диспутах! Однако это новое знание налагало на них всех большую ответственность: нужно было хранить тайну, чтобы ненароком не сорвать военных планов Рима. Постановили так: с Тиберием разговаривать почтительно и радушно, ничем не выдавая того, что им известна его цель. Раз он хочет, чтобы его считали отошедшим от дел чиновником на отдыхе, значит, они станут вести себя с ним соответственно.
Тиберий показался им пусть и не очень приятным с виду, но вполне приличным человеком. Высокого роста, широкоплечий, с огромными костистыми руками. Лысый. Очень спокойное, немного хмурое лицо — о, без сомнения, он очень тонкий и умелый политик, умеющий скрывать свои чувства. Архонт поприветствовал высокого гостя и обратился к нему с небольшой речью на ломаной латыни. Тиберий остановил его и заговорил на сносном греческом, причем на классическом греческом, таком, на котором говорят в Афинах. Здешний язык был сильно испорчен диалектизмами, но понять Тиберия было можно. Он благодарил за теплый прием, просил разместить на несколько дней отряд дикторской стражи из десяти человек, прибывший с ним и положенный ему как народному трибуну. Дней на пять, не больше, пока он сам не отдохнет от долгого плавания у себя на вилле и не прибудет в город, чтобы устроиться на новом месте. В городе он купит дом, жить намеревается попеременно — то в этом доме, то у себя на мысу. Тиберий попросил чиновников рассматривать его как частное лицо, избавить его от оказания почестей и не рассчитывать на его участие в управлении жизнью острова. В политических процессах он участвовать не собирается. Архонт и чиновники еле сдержались, чтобы многозначительно не переглянуться. Тиберий вежливо попрощался с ними и отбыл к себе на мыс. К вечеру он уже был на своей вилле.
Сейчас, на утренней террасе, Тиберий вскользь подумал о той суматохе, что, наверное, поднялась в городе с его приездом. Ничего, скоро все должно успокоиться. Ведь болото очень быстро затягивает свою рану, после того как в него бросили камень. Или человека.
Совсем рассвело, подул влажный ветерок с моря. Тиберий, вышедший на террасу голым, почувствовал, что немного замерз. Он на цыпочках — чтобы пока не будить Калиба — прокрался в дом и надел короткую тунику. Вернулся на террасу, прихватив на всякий случай еще и одеяло. Ему хотелось посидеть одному, полюбоваться своими владениями и, главное, — насладиться безграничной свободой, ощущением, пьянящим лучше всякого вина. Отныне он будет делать только то, что захочет сам.
Он согрелся и захотел есть — почувствовал просто звериный голод. Огляделся. Низенький столик, стоящий возле края террасы, был накрыт, очевидно, к завтраку. Тиберий подошел и откинул салфетку. Довольно ухмыльнулся: предупредительный Фигул позаботился обо всем на тот случай, если хозяин проголодается. Под салфеткой оказались: стопка мягких лепешек, миска с творогом, еще одна миска, полная соленых оливок, брусок свежего коровьего масла, завернутый во влажную тряпицу козий, остро пахнущий сыр и, конечно, приземистая, с широким горлом, амфора, полная вина и накрытая лепешкой, чтобы вино не выдыхалось. Столик был поставлен с таким расчетом, чтобы отсюда можно было видеть всю бухту, а значит, наслаждаясь вином и едой, одновременно любоваться красивым видом. Тиберий не спеша приступил к еде, хотя по привычке и хотелось сразу набить рот поплотнее. Отныне — никакой спешки, никакого торопливого насыщения. Время, как и пространство, тоже принадлежит ему.
Он решил начать с глотка вина, налив в чашу совсем немного. Но вино оказалось таким вкусным, что каждый глоток властно требовал следующего. Осушив чашу, Тиберий сразу наполнил ее до краев и выпил одним махом, чтобы наполнить снова. Лишь после четвертой (а может быть, пятой) порции он почувствовал, что жажда утолена и можно обратиться к хлебу с маслом и сыром. Голова вскоре закружилась — но самую малость, и Тиберия это очень развеселило. О, ужас — он пьян с утра! И похоже, собирается продолжить это неблаговидное дело, намереваясь опустошить всю амфору и даже сказать Фигулу, чтобы тот снова наполнил ее. Какое преступное легкомыслие! И к великому сожалению, рядом нет совершенно никого, кто бы сделал ему строгий выговор. Сжевав кусок лепешки и проглотив несколько маслин, Тиберий опять выпил две полные чаши, одну за другой.
Сзади почтительно кашлянули. Тиберий обернулся с неприличной своему новому положению поспешностью. Но это был не посыльный от Августа, не секретарь Ливии, не ординарец префекта лагеря — это был всего-навсего Фигул, не имеющий права спать, когда хозяин бодрствует.
— Хорошего дня и удачи, трибун, — почтительно склонив голову, произнес Фигул.
Тиберий кивнул ему в ответ, не очень довольный приходом слуги. Но, может быть, Фигул пришел сейчас не как слуга, а как приказчик или телохранитель?
— Чего тебе надо? — спросил Тиберий, стараясь, чтобы язык поменьше заплетался.
— Я прошу разрешения съездить в город, трибун.
— Зачем? Надолго?
— Я буду обратно к вечеру, трибун, — заверил Фигул. — Нужно купить припасов. Заодно договорюсь с кем-нибудь, чтобы привозили сюда рыбу и мясо. Может быть, мне купить корову?
— Нет, нет, никаких коров, — засмеялся Тиберий, — Не хватало нам еще тут навозной вони! Пусть все привозят. Денег хватит у тебя? Или ты как раз за деньгами пришел?
— Пока хватит, трибун. Так я поехал, — Фигул еще раз поклонился, но уходить не спешил, явно собираясь сказать что-то, уже не относящееся к проблемам ведения хозяйства.
— Еще что? — спросил Тиберий недовольно. Ему хотелось снова остаться одному.
— Я осмелюсь сказать… Я здесь завел несколько знакомств, трибун, — совсем другим тоном произнес Фигул. — На тот случай, если ты захочешь… захочешь развлечься, трибун.
— Развлечься? — спросил Тиберий. Это неожиданно заинтересовало его. Дельное предложение. — И каким образом?